Плохие девочки не плачут. Книга 3 - Валерия Ангелос

Трепещу, охваченная голодной дрожью. Извиваюсь и выгибаюсь, словно кошка.

— Как относишься к его смерти? — спрашивает вкрадчиво, сминает бедра, притягивает плотнее.

— Никак, — выдыхаю сквозь стон. — Хоть он был ублюдком, пусть покоится с миром.

— Серьезно? — отстраняется, расстегивает брюки. — Поразительное всепрощение.

Невольно вздрагиваю.

— Этот ублюдок довел твоего деда до сердечного приступа. До гроба.

Не вопрос, утверждение.

Черт, даже нет резона интересоваться, откуда получил столь подробную информацию. Очевидно собрал детальное досье, раскопал секреты до тринадцатого колена.

— Не лучший момент для такого обсуждения, — дергаюсь, инстинктивно бунтую.

— Почему же, — бросает елейно. — Всегда приятно, когда справедливость торжествует.

Гигантский раскаленный член прижимается к обнаженной заднице.

И я полностью отпускаю контроль.

Грязно и пошло, но устоять невозможно. Стараюсь прижаться крепче, прильнуть, не сдерживаю развратные движения. Отдаюсь низменной похоти.

— Пожалуйста, — утыкаюсь лбом в подушку, комкаю простыни.

— Он умер не из-за болезни, — произносит спокойно, равнодушным тоном. — Его избили до полусмерти. Он очень забавно кашлял. Конечно, я не врач. Однако кажется он выкашлял собственные легкие. Частично.

— Что? — застываю, обращаясь в камень.

— Помни, — целует между лопаток. — Убью любого, кто тебя обидит.

Револьвер у самого виска.

— А если ты? — шумно сглатываю. — Если ты сам обидишь.

Стреляй на поражение.

— Тогда нам обоим конец.

Не жалей, ибо я не пожалею.

— Прекрати, — кусаю губы. — Хватит измываться, предлагаю перемирие.

Он шлепает ниже поясницы, принуждая вскрикнуть.

— Хочешь, чтобы я тебя трахнул?

— Хочу, чтобы занялся со мной любовью.

Смеется, заставляя изнемогать от цепенящего холода.

— Не будет ни того, ни другого.

Прижимается очень тесно. Двигается, трется, издевается. Но не проникает. Просто дает ощутить мощь возбуждения. Вынуждает застонать и взмолиться о большем. О гораздо большем.

Дальнейшее осознаю с заметным опозданием. Брызги ударяются о воспаленную кожу, вязкая жидкость растекается по натянутой линии позвоночника.

Фон Вейганд кончает.

Без прелюдий, без лишних церемоний.

Сливает сперму, помечает семенем и уходит.

Резко поднимается, застегивает брюки, бряцает пряжкой ремня и уходит.

Успокаивает мимолетной лаской, обдает пугающей откровенностью, открывает очередную тайну, создает ворох новых вопросов и уходит.

Уходит. Уходит. Уходит.

Проклятье.

Как он смеет? Как может?

Легко и просто.

Переворачиваюсь на бок, начинаю истерически хохотать. Лоб пылает огнем, щеки горят. Внутри зияет пустота.

Почему я до сих пор не сошла с ума?

Потому что я уже безумная.

Молчу про Стаса, тяну до последнего, до предельной черты. Подобное поведение смахивает на суицид. На добровольный прыжок со здания высотки.

Выхожу на проезжую часть, ложусь на рельсы.

Хотя и это намного безопаснее, чем дразнить фон Вейганда.

Он давит. Душит. Дробит на части, на мельчайшие детали. Собирает заново и опять разбирает, раскладывает на атомы.

По его приказу звезды загораются и гаснут.

Кого пытаюсь обмануть?

Инквизитора с железной хваткой.

***

В Милане реально нечем заняться.

Вы не подумайте, будто я быдло какое. Напротив. Я элита. Для родного района. Могу выговорить «превентивный» с первого раза и написать данное слово практически без ошибок.

Но тут действительно суровый минимум достопримечательностей. Если только ты не жертва моды. Не бьешься в экстазе при виде шоппинг молла и не рвешься на крутые показы. Не готов расталкивать конкурентов локтями на важной распродаже.

Хотя есть место, куда безотчетно стремится моя пропащая душа. Буду банальной, пойду проторенной дорогой. Когда становится совсем тяжело, невольно тянешься к Богу.

Ладонь касается шеи, пальцы скользят вокруг горла. Инстинктивное движение, никак не отвыкну.

Хочется сжать крестик, а я сжимаю пустоту. Кадуцей холоден, не согревает заледеневшую кожу. Чужой, неизвестный символ, который так к себе и не подпустила. Не часть меня, не часть моего мира.

Вырваться бы. Хоть на час, хоть на миг. Не знаю как, но знаю, что должна.

Прогулки разрешены исключительно под бдительным надзором охраны. Вот засада. Желаю сохранить анонимность, не собираюсь светиться.

Где же выход? Нельзя обмануть сутенера-зануду и здоровенных амбалов. После побега в Лондоне все начеку, ждут подвоха в любой момент.

— Опять грустишь, — небрежно роняет фон Вейганд.

Ничего не отвечаю, ограничиваюсь выразительным взглядом.

Не спим, не трахаемся. Зато исправно завтракаем вместе. Просто идеальная картина маслом.

Стискиваю столовые приборы, молча нарезаю еду на мелкие кусочки.

Сволочь.

Бросил одну посреди ночи. Вырвал из когтистых лап ночного кошмара, обнял и успокоил. А потом вонзил нож по самую рукоять. Завел, возбудил и свалил. Напугал до полусмерти. Справился, молодец.

— Может свежий воздух поднимет настроение, — заявляет невозмутимо. — Пройдись, не сиди взаперти, изучи город.

Обалдеть.

Отличная идея.

— Точно, — энергично киваю. — Это же такой кайф, гулять в компании левых мужиков и Андрея. Нет, они классные ребята, настоящие профессионалы своего дела. Но иногда возникает потребность уединиться, скрыться от посторонних глаз. Расслабиться, выдохнуть, пробежаться по магазинам без пристального наблюдения.

— Хорошо, — заключает с обезоруживающей простотой. — Больше никакого сопровождения.

— Шутишь? — восклицаю пораженно.

— Отнюдь, — парирует спокойно.

— А меры безопасности? Коварные происки лорда Мортона? — лихорадочно перечисляю основные причины для беспокойства. — Моя неистребимая тяга к скандалам, интригам, расследованиям?

— Я предоставлю тебе некоторую свободу, — говорит ровно. — Разрешу прогуляться по центру города.

— И в чем подстава? — шумно сглатываю, прикусываю губу, пытаюсь сдержаться, однако все равно срываюсь на допрос: — Мы на нейтральной территории? Милан — особенное место для вашего долбанутого ордена? С чего вдруг столько спонтанной милости?