Дурная кровь - Роберт Гэлбрейт

В эти дни Робин осознала, насколько ей повезло, что у нее есть двое любящих родителей. Ее работа показала, сколь многим людям не улыбается такая удача, у скольких семьи безвозвратно разрушены, сколь многие живут с душевными рубцами, полученными в раннем детстве, с искаженным восприятием и ложными ассоциациями, порожденными отсутствием любви, насилием, жестокостью. Поэтому она позвонила Линде, чтобы ее поблагодарить, и все это закончилось тем, что они с матерью проговорили больше часа: в основном это была ничего не значащая, но тем не менее ободряющая болтовня. Теперь, когда завершился ее развод, звонить домой стало легче. Робин не сказала матери, что Мэтью с Сарой ждут ребенка: пусть Линда со временем сама это узнает и выльет весь свой безмерный гнев там, где Робин этого не услышит.

К концу разговора Линда, не одобрявшая резкого поворота в карьере Робин с того времени, как та получила на работе свое первое ранение, отметила неутихающую шумиху в прессе по поводу Марго Бамборо.

– Вы действительно совершили невероятное, – признала Линда. – Вы… э-э… с Кормораном.

– Спасибо, мама, – ответила в равной степени удивленная и растроганная Робин.

– Как дела у Морриса? – как бы между делом спросила мать.

– А мы его уволили, – радостно сообщила Робин, забыв, что и об этом матери еще не говорила. – Ему уже нашли замену – приступает на следующей неделе. Женщина, зовут Мишель Гринстрит. Самое то что надо.

Приняв душ, Робин вернулась к себе в спальню, чтобы как следует высушить волосы феном, пообедала перед телевизором, вернулась вниз и переоделась в облегающее синее платье – то самое, в котором вытягивала секреты из референтки Жука. Не забыла она и кулон с опалом, который после развода оказался самым дорогим из ее украшений, поскольку обручальное кольцо она вернула Мэтью. Прекрасный камень с радужным отливом удачно оживил далеко не новое платье, и, в кои-то веки довольная своей внешностью, Робин взяла вторую из своих двух сумок, поменьше и поэлегантнее, чем вместительная повседневная, и пошла забрать телефон с прикроватной тумбочки.

Выдвижной ящик был приоткрыт, и, посмотрев вниз, Робин мельком увидела внутри колоду карт – Таро Тота. Она помедлила; затем под улыбчивым взглядом надувного ослика, который поселился в углу ее спальни, проверила время. Выходить было еще рановато: встреча со Страйком на Мальборо-стрит планировалась на пять часов. Устроив рядом сумку, она достала колоду, присела на кровать и перетасовала карты Таро, прежде чем перевернуть и положить перед собой верхнюю.

На зеленом фоне два меча пересекали синюю розу. Она сверилась с «Книгой Тота».

Тут Робин вспомнила, что первая карта должна представлять «характер проблемы».

– Спокойствие – это не проблема, – пробормотала она, обращаясь к пустой комнате. – Спокойствие – это хорошо.

Но конечно же, всерьез она не задавала вопросов картам; ей просто хотелось, чтобы сегодня, в день ее рождения, они хоть что-нибудь ей сказали. Робин перевернула вторую карту – предполагаемую причину проблемы.

Под чашами весов стояла странная зеленая женская фигура в маске, держащая зеленый меч.

Вздернув брови, Робин перевернула третью карту: решение. Здесь красовались две переплетенные друг с другом рыбы, плавающие по зеленому озеру и льющие воду в два золотых кубка: это была та же карта, которую она наобум открыла в Лемингтон-Спа, когда еще не знала, кто убил Марго Бамборо.

Робин глубоко вздохнула, вернула карты в колоду и убрала в тумбочку. Когда она встала и взяла пальто, надувной ослик слегка качнулся на своей привязи.

Шагая в сторону подземки, Робин кожей ощущала новый опал в ложбинке у шеи, а поскольку она в кои-то веки от души выспалась, с утра вымыла голову и прониклась ощущением легкости, которым поделился с нею извлеченный из коробки надувной ослик, на улице и в поезде к ней была прикована не одна пара мужских глаз. Но Робин не обращала на них внимания; она поднялась по ступеням на «Оксфорд-стрит», прошла по Риджент-стрит и наконец оказалась у «Головы Шекспира», где поджидал одетый в костюм Страйк.

– С днем рождения, – сказал он и, после секундного колебания наклонившись, поцеловал ее в щеку.

Робин отметила, что от него на удивление веет не только табаком, но и тонким ароматом лавандового лосьона.

– Спасибо… заходим в паб?

– Э-э… нет, – ответил Страйк. – Я хочу тебе купить новые духи. – Он указал на задний вход в универмаг «Либерти» буквально в десяти ярдах. – Это будет тебе подарок на день рождения… хотя, возможно, духи ты уже купила. Или нет? – добавил он.

На самом деле он надеялся, что не купила. Просто ему не приходило в голову, что еще можно выбрать без риска возвращения в зону неловкости и возможного непонимания.

– Я… нет, – сказала Робин. – Как ты узнал, что у меня…

– В прошлое Рождество позвонил Илсе.

Придерживая для нее открытую стеклянную дверь, ведущую в отдел шоколада, нынче заставленный сластями к Хеллоуину, Страйк объяснил, как он в минувшем декабре хотел, да не смог купить для нее духи.

– Решил посоветоваться с продавцом, так он все норовил всучить мне коробки с названиями типа… ну, не знаю… «Вожделенная ты»…

Робин, не удержавшись, расхохоталась – так звонко, что на нее стали оглядываться. Они со Страйком прошли мимо столов, груженных дорогими трюфелями.

– …и я запаниковал, – признался Страйк, – а в итоге тебе досталась коробка шоколада. Но как бы то ни было, – подытожил он на пороге парфюмерного отдела, под куполом, расписанным луной и звездами, – ты выберешь на свой вкус, а я оплачу.

– Страйк, это… это разумно, – признала Робин.

– Ну да, как-то так. – Ее партнер пожал плечами. – Если человек мотивирован, его поведение может измениться. Как сказал психиатр из Бродмура. Я постою здесь. – И указал куда-то в угол, где, как он надеялся, его габариты никому не будут мешать. – А ты не торопись.

Так что Робин в высшей степени приятно провела четверть часа, бродя среди флаконов и прыская из тестеров на бумажные полоски; она с удовольствием, но коротко проконсультировалась со знающим продавцом и наконец остановилась на двух наименованиях. Теперь у нее возникли сомнения: нормально ли будет сделать то, что хочется… но раз они лучшие друзья, то, наверное, можно?