Черчилль. Биография - Мартин Гилберт

До начала десантной операции в Ла-Манше оставалось менее трех месяцев. Наряду с председательством в комитете «Оверлорд» Черчилль регулярно встречался с Эйзенхауэром и его начальником штаба генералом Смитом. С последним он тщательно изучал все аспекты будущей операции, в том числе искусственные причалы, воздушный десант, бомбардировку с моря, авиационную поддержку и многое другое. «Я доволен. Все идет хорошо», – телеграфировал он Маршаллу 11 марта. Благодаря непрерывному чтению секретных немецких сообщений и другим разведывательным данным британский штаб составил полноценную картину расположения и численности всех немецких частей и подразделений в Северной Европе.

Благодаря плану дезинформации, разработанному полковником Джоном Беваном и сотрудниками военного кабинета, немцы должны были думать, что основная наступательная операция произойдет в районе между Дьепом и Кале. Дешифровки немецких сообщений показали, что противник поверил дезинформации. Истинное место высадки, побережье Нормандии, осталось для них тайной, так же как и условие, выдвинутое начальниками штабов: если к началу высадки десанта у немцев во Франции будет 20 мобильных дивизий, которые они смогут перебросить для подкрепления на побережье, операция будет отложена.

Чтобы решить, что делать, если у немцев во Франции действительно окажется 20 дивизий, Черчилль предложил слетать на Бермуды и обсудить ситуацию с Рузвельтом. Однако, тогда как лорд Морган тщетно пытался отговорить премьер-министра от полета, врачам Рузвельта удалось убедить президента, у которого была тяжелая простуда, не рисковать здоровьем. Черчилль узнал об этом с облегчением. «Сегодня утром ПМ признался, что устал, – записал Кадоган 21 марта. – Он едва держится на ногах».

Десантная группировка в Анцио по-прежнему находилась в окружении противника. Основные силы союзников, расположенные в 80 километрах к востоку, не могли воссоединиться с ней из-за упорного сопротивления немцев. Таким образом не представлялось никакой возможности весной взять Рим, не говоря уже о дальнейшем продвижении на север. В этом году единственным местом давления на Германию оставался запад – Нормандия.

23 марта Черчилль с Эйзенхауэром отправился в двухдневную инспекционную поездку к американским войскам, дислоцированным в Британии, которым предстояло участвовать в десантной операции в Нормандии. Вернувшись в Чекерс, он два дня работал над первым за целый год радиообращением. «ПМ выглядит очень усталым, но мягок и заботлив», – записала его секретарша Мариан Холмс. В выступлении, зачитанном из Чекерса вечером 26 марта, Черчилль, знавший, насколько продвинулись немцы в разработке реактивных снарядов, предупредил о возможности нового «вида нападения» со стороны Германии. Но, заявил он, «Британия с этим справится. Она не испугается и не отступит. И все нации в едином порыве поднимутся, чтобы отомстить врагу и уничтожить жесточайшую тиранию, вознамерившуюся остановить прогресс человечества».

Многие из слушавших Черчилля почувствовали, что он устал. «Люди могут подумать, что вчерашнее выступление делал изможденный и раздраженный старик», – записал в дневнике Гарольд Николсон. Черчилль действительно был совершенно изможден. Через два дня Брук записал после штабной конференции: «Мы обнаружили его чрезвычайно обессилевшим. Боюсь, он быстро сдает. Казалось, он совершенно не способен сосредоточиться хотя бы на пару минут на чем-то одном, и пребывал в какой-то рассеянности. Часто зевал и говорил, что безумно устал». Усталость усугубляли внутриполитические трения: 29 марта правительству пришлось пойти на уступку в законодательстве об образовании из-за бунта консерваторов-заднескамеечников, которые выступали за равную оплату труда учителей – мужчин и женщин. Черчилль поставил вопрос о вотуме доверия. «Он выглядел усталым, обиженным и весьма невнятным», – заметил Генри Ченнон. В курительной комнате Николсон сказал ему, что считает неразумным настаивать, чтобы бунтовщики отозвали свои требования. «Нет ли другого способа усмирить их?» – спросил он. «Нет. Категорически нет, – ответил Черчилль. – Я не намерен скакать в своей клетке как подбитая канарейка. Вы сбили меня с насеста. Теперь вы должны вернуть меня на этот насест. В противном случае я не смогу петь».

Голосование состоялось 31 марта. «Правительство получило большинство в 400 голосов, – записал Колвилл. – ПМ сияет. Я считаю, это было просто, как расколоть орех кувалдой». А Черчилль снова был в форме. Вечером он отправился в Йоркшир, чтобы встретиться с британскими войсками, готовящимися к высадке в Нормандии. Там ему, в частности, продемонстрировали плавающий грузовик.

7 апреля, в Страстную пятницу, Черчилль выступил перед старшими британскими и американскими офицерами, участвующими в операции в Нормандии. Брук записал: «Он выглядел старым и лишенным своей обычной энергичности». Начальник отдела военных операций Военного министерства генерал Кеннеди прокомментировал: «Уинстон говорит, но вяло. Он плохо выглядит. Привычные яркие фразы, но в них нет прежнего огня. Мне даже показалось, что он готов расплакаться, когда сел рядом с Эйзенхауэром и начальниками штабов, ожидая, пока офицеры покинут помещение. Но потом я узнал, что те, кто видел и слышал его в тот день впервые, находились под огромным впечатлением».

Черчилль был физически истощен. «Поражен, каким уставшим и изнуренным сегодня выглядит ПМ», – записал Колвилл 12 апреля. На этой же неделе Черчилль испытал огромное разочарование, узнав от Александера, который прилетел в Лондон, что плацдарм в Анцио, хотя и надежно защищенный, до сих пор не может соединиться с основными силами и не сможет даже попытаться это сделать в ближайший месяц. Тем не менее он гарантировал, что никакие части из Италии выводиться не будут. «Хотя сражения на плацдарме и приносят много разочарований, – говорил Черчилль генералу Маршаллу 12 апреля, – вы, полагаю, должны признать, что как минимум восемь немецких дивизий были дополнительно переброшены в Италию южнее Рима и теперь несут там значительные потери. Судя по расшифровкам сообщений, – сказал Черчилль, – Гитлер считает, что поражения на юге России произошли из-за предательской бездеятельности Бадольо в Италии, что потребовало задействовать дополнительно тридцать пять дивизий. В любом случае, – добавил Черчилль, – уверен, что наши действия в Италии сыграли значительную роль в том, что чрезвычайно важное наступление на юге России оказалось успешным». Кроме того, Черчилль сказал Маршаллу, что теперь размышляет над тем, какие возражения будут у союзников против просьбы Британии передислоцировать десантный флот с Тихоокеанского театра в Средиземноморье. «В данный момент моя позиция заключается в следующем, – говорил он. – Мы должны прежде всего разгромить немцев южнее Рима и воссоединить наши армии. Ничто не должно этому помешать. Мы не можем знать, в каком состоянии выйдут из этой схватки наши армии и армии противника, пока сама схватка не кончится. Может быть, противник будет разбит, и тогда это откроет перед нами большие возможности. А может быть, немцы удержат позиции к югу от Рима существующими силами. С другой стороны, они могут подумать и об отводе некоторых своих дивизий для участия в важнейшем сражении во Франции. Мне кажется, мы должны строить планы и вести подготовку с учетом всех этих возможностей. Если наступление на Рим окажется удачным, – продолжал Черчилль, – я бы не исключал ни решительное преследование отступающего на север противника, ни десантную операцию, чтобы задержать его или отрезать. Следует разработать планы и вести подготовку к тому, чтобы была возможность высадки морского десанта либо к северу от Рима, либо на юге Франции. Если 34 немецких дивизии удастся удержать на Средиземноморском театре военных действий, – объяснял он, – это будет огромным вкладом в успех операции «Оверлорд». Черчилль сказал Маршаллу, что «всегда твердо стоял за «Оверлорд», и еще больше укрепился в своем мнении, почувствовав уверенность Эйзенхауэра, Брука и Монтгомери».