Эхо прошлого - Диана Гэблдон

на Джейми с испугом: — Как они там?

— Когда я видел их в Уилмингтоне, все были здоровы, — заверил его Джейми. — Их весьма расстраивала разлука с вами, но в остальном у них все хорошо.

Белл отчаянно пытался взять себя в руки, но так и не смог сказать ни слова. Джейми наклонился над прилавком и тронул мужчину за руку.

— Иди и прочти письма, приятель, — предложил он. — Наше дело подождет.

Белл лишь беззвучно открывал рот, не в силах что-либо сказать, потом кивнул и, развернувшись, ушел в заднюю комнату.

Я вздохнула, и Джейми с улыбкой посмотрел на меня.

— Хорошо, когда что-то получается как надо, правда? — сказала я.

— Еще не получилось, но получится. — Он достал из споррана очки, водрузил их на нос, поднял откидную доску и зашел за прилавок. — Это мой станок! — обвиняющим тоном воскликнул он, обходя вокруг здоровенной штуковины и нагнувшись над ней, словно атакующий ястреб.

— Поверю тебе на слово, но откуда тебе знать, что это именно он? — Я осторожно подошла к нему, стараясь не задеть юбками перепачканный чернилами станок.

— Вообще-то на нем стоит мое имя, — наклонившись и указывая на что-то, ответил он. — По крайней мере, часть его.

Перегнувшись через станок, я увидела брусок с выбитым на нем именем «Алекс Малкольм».

— Он, похоже, в рабочем состоянии, — отметила я, выпрямляясь и разглядывая развешанные по комнате плакаты, листы со стихами и прочие образчики печати.

Джейми хмыкнул, но, проверив движущиеся части станка, неохотно согласился. Однако по-прежнему выглядел недовольным.

— Я, между прочим, платил этому жулику за то, чтобы он хранил мой станок!

Я разглядывала столы у стены, на которых лежали книги и брошюры для продажи. «Энциклопедия Британника», гласила надпись на одной из них, и ниже было напечатано «Лауданум». Я открыла ее.

«Настойка опия, или жидкий лауданум, известная также как «thebaic tincture», готовится так: нужно взять две унции опиума, по одной драхме корицы и гвоздики, пинту белого вина, смешать их и выдержать неделю в прохладном месте, а затем профильтровать через бумажный лист.

В настоящее время опиум высоко ценится и является самым необходимым из простых лекарств. Используемый снаружи, он смягчает, снимает напряжение и распаивает, а также способствует истечению гноя. Если долго держать его на коже, он вызывает выпадение волос и провоцирует зуд, особо нежную кожу может разъесть и вызвать появление волдырей. Иногда при наружном применении может унять боль и даже вызвать сон, но его ни в коем случае нельзя наносить на голову, особенно на швы — последствия могут быть ужасны, вплоть до смерти. Принятый внутрь, опиум исцеляет от меланхолии, облегчает боль и погружает в сон, нередко останавливает кровотечение, а также вызывает потливость.

Безопасной считается дозировка до грана…»

— Ты не знаешь, что означает «распаивать»? — спросила я у Джейми, который, нахмурившись, читал уложенные в форму литеры.

— Знаю. Это означает «расплавить».

— А. Вот почему опиум не следует прикладывать к швам на голове.

Джейми озадаченно посмотрел на меня.

— Зачем тебе это?

— Не имею ни малейшего понятия. — Я перевела взгляд на брошюры. В одной из них, озаглавленной «Чрево», имелись отличные изображения женских детородных органов в разрезе и в разных ракурсах, а также различные стадии развития зародыша. Если это сделал Белл, то он искусный художник и внимательный наблюдатель.

— У тебя есть пенни? Я хочу это купить.

Джейми порылся в спорране и положил на прилавок пенни. Мимолетно заглянув в брошюру, он передернулся и перекрестился.

— Матерь божья!

— Это вряд ли, — тихо ответила я. — Но определенно это мать.

Из комнаты вышел Ричард Белл, с покрасневшими глазами, но успокоившийся.

— Вы не представляете, что сделали для меня, мистер Фрэзер, — искренне сказал он, пожимая Джейми руку. — Если вы поможете мне вернуться к семье, я… я… ох, я просто не знаю, чем выразить свою благодарность, но будьте уверены, что я по гроб жизни буду вам обязан!

— Рад это слышать, — улыбаясь, сказал Джейми. — Вы можете оказать мне небольшую услугу, но даже если нет, я все равно буду благодарен вам за ваши пожелания.

— Я сделаю для вас все, что угодно, сэр, все! — горячо заверил его Белл. Затем на его лице отразилось сомнение — видимо, вспомнил, что его жена написала о Джейми в своем письме. — Все, за исключением… э-э-э… измены стране, скажем так.

— Нет-нет, предавать страну вам не потребуется, — уверил его Джейми, и мы ушли.

* * *

Я положила в рот полную ложку тушеных устриц и зажмурилась от наслаждения. Мы пришли чуть раньше, чтобы сесть у окна и наблюдать за улицей, но «У Мобри» заполнялась быстро, и стук ножей и разговоры заглушали все остальные звуки.

— Его точно здесь нет? — спросила я, наклонившись через стол, чтобы быть услышанной. Джейми покачал головой и с блаженным выражением лица покатал во рту глоток холодного мозельского вина.

— Ты поймешь, когда он появится, — проглотив вино, сказал Джейми.

— Ладно. А какую не изменническую услугу ты собираешься потребовать от бедняги Белла в обмен на его возвращение?

— Я хочу, чтобы он позаботился о моем печатном станке.

— Ты собираешься вручить свою драгоценность фактически первому встречному? — удивилась я. Джейми неодобрительно посмотрел на меня, но все же прожевал откушенный бутерброд, прежде чем ответить.

— Вряд ли он будет плохо с ней обращаться. И в Америке уж точно не станет печатать на ней тысячный тираж «Клариссы».

— А, так это все-таки «она»? — шутливо воскликнула я. — И как, позволь спросить, ее зовут?

Он слегка покраснел и отвел взгляд, сделав вид, что выискивает особо мясистую устрицу, но все-таки прошептал, прежде чем съесть эту устрицу:

— Бонни.

Я засмеялась, но прежде, чем успела задать еще вопрос, шум вокруг нас приобрел иную тональность, люди отложили приборы, встали и принялись вытягивать шеи, пытаясь что-то разглядеть за окнами.

— Это Энди, — сказал Джейми.

Я выглянула в окно. Внизу на улице стояла горстка мальчишек и зевак, хлопающих в ладоши и кричащих что-то одобрительное. На другом конце улицы я увидела очень большую лошадь. Не рабочая лошадка, а здоровенный жеребец, ростом примерно в семнадцать ладоней[117], на мой неискушенный взгляд.

На лошади ехал невысокий мужчина. Он сидел очень прямо и по-королевски не обращал внимания на приветственные возгласы