Феодора - Пол Уэллмен

не пришло оскорбиться подобным приглашением. Почти все мужчины высшего света были завсегдатаями салонов известных куртизанок. Женщины, посвятившие себя развлечениям, являли собой приятный контраст скучному домашнему однообразию. Но Юстиниан был не в духе.

— Я не люблю шумных сборищ, — проговорил он.

— Ничего подобного и не будет, ваше высочество. Наоборот, все очень конфиденциально. Приглашенных не более двадцати, это самые благородные мужи империи. Хиона, чья репутация хозяйки безупречна, всеми силами стремится сделать это событие памятным для всех.

— А что за событие?

— О, женские капризы, — желтые зубы Каппадокийца обнажились в ухмылке. — Она празднует победу над соперницей. Знаете, как все эти женщины любят вонзать свои коготки друг в друга, строя всякие мелкие козни.

— Кто же ее соперница?

— Куртизанка по имени Македония. Ее недавно выслали из столицы.

— Македония?

— Да, ваше высочество.

— Знакомое имя, имя моей родной провинции. По-моему, я даже знавал эту женщину когда-то. Высокая, изящная, с восхитительным профилем? Да, точно, это она. Я заинтересовался ею поначалу из-за имени и только потом обнаружил, что она превосходит многих и многих куртизанок. Но почему же она сослана?

— В ее доме собирались заговорщики.

— Почему тогда она не наказана? — нахмурился Юстиниан.

— Не удалось доказать, что она сама была вовлечена в заговор.

Юстиниан помрачнел еще больше:

— Но почему я ничего не знаю об этом?

Каппадокиец понял, что совершил ошибку.

— Но это совсем малозначительный… — начал он торопливо оправдываться.

— Любой заговор важен! — резко перебил его Юстиниан. — Немедленно доставьте мне отчет о деле Македонии с именами всех так или иначе причастных к нему! — Он посмотрел на префекта и откашлялся. — Что же касается вашего приглашения, то я чересчур занят.

С этими словами он отвернулся и направился к возвышению в конце зала.

Экебол прислушивался к разговору с удивлением и некоторой тревогой — его интересы были тесно переплетены с интересами Каппадокийца, его патрона.

— Надеюсь, вы не обидели его? — начал было он.

Иоанн пожал плечами. Он не переставая клял себя за то, что упомянул имя Македонии.

— Я должен был помнить, — с досадой сказал он, — что эта женщина какое-то время прожила у наследника несколько лет тому назад.

Трибониан лениво усмехнулся:

— Вы заметно побледнели, благородный префект. Выбросьте это из головы. Юстиниан не настолько пылкий любовник, чтобы начать расследование дела какой-то куртизанки, какой бы восхитительный профиль у нее ни был.

— И то правда, — ответил Иоанн, оживляясь. — Я знаю, как нужно повернуть дело, Экебол. Если я попал впросак с первого захода, второй удар несомненно поразит цель. Однако нам, кажется, пора продвигаться вперед.

Египетские музыканты окончили игру и покинули зал. Вслед за этим должны были начаться представления ко двору.

Трибониан обратил внимание Экебола на разговоры придворных, которые велись полушепотом.

— Вот вам, мой друг, маленькая зарисовка столичной жизни, — с улыбкой заметил он. — Здесь больше сотни женщин, жен и дочерей самых благородных семейств империи во главе с самой императрицей на троне. Но по всему дворцу под самым носом этих матрон порхает имя Хионы, куртизанки, фамозы. Для них она — грязь под ногами. Но она же и самая влиятельная женщина в столице, влиятельней, между прочим, ее величества.

ГЛАВА 7

Как и предполагалось, пир столичной фамозы должен был поразить своей расточительностью и великолепием.

Однако действительность превзошла все ожидания. Прибывающих на носилках гостей в вестибюле встречали рабы, снимали с них сандалии и омывали им ноги и руки из серебряных сосудов, затем окропляли благовониями и надевали на головы венки из живых цветов.

Трибониан, явившийся одним из последних, с удовлетворением знатока наблюдал за этими действиями, сулившими в дальнейшем еще большую роскошь и сюрпризы. Покончив с омовением, Трибониан проследовал в комнаты.

Считалось дурным тоном направляться сразу к столу, поэтому юрист вышел во внутренний двор полюбоваться цветами, побродил по комнатам, восхищаясь мебелью и кланяясь гостям, и наконец вступил в обеденный зал.

То, что он увидел, вызвало самое искреннее восхищение даже у такого сибарита, как Трибониан. Пять висячих бронзовых ламп, украшенных фигурками нимф и сатиров, каждая с шестнадцатью плошками ароматного масла и дорогими фитилями из карпатского льна, так освещали зал, что в нем практически не оставалось теней.

В алькове несколько музыкантов наигрывали приятную музыку. Вдоль стен через равные промежутки стояли обнаженные красивые мальчики, которые должны были прислуживать гостям за столом. Большие и удобные ложа со множеством мягких подушек были расставлены по всему залу. Рядом с каждым из них стояла девушка.

Лица деликат сияли приветливыми улыбками, на каждой были надеты самые лучшие ее украшения, головы празднично убраны, все они были поистине очаровательны в своих облегающих нарядах светлых тонов; все вместе создавало очаровательную гармонию, услаждающую глаз. Трибониан с удовольствием созерцал эту картину взглядом художника. Девушки были словно на подбор: молоды, свежи и красивы.

Хиона встречала гостей у дверей, одетая роскошнее, чем когда-либо, — в платье персикового цвета, с тремя драгоценными ожерельями на груди, в ослепительно сияющих браслетах, кольцах, серьгах; она просто поражала великолепием.

— Добро пожаловать в мой скромный дом, благородный Трибониан, — проговорила она.

— Но это истинное совершенство! — воскликнул юрист. — Я восхищен той гармонией, которую вам удалось так искусно создать: сладостные звуки для уха, восхитительные ароматы для обоняния и, наконец, захватывающее зрелище для глаз.

Хиона наградила его самой обольстительной из своих улыбок: оценка Трибониана льстила ее тщеславию.

— Девушки — лучшие, что есть в Константинополе, — доверительно сообщила она, — уверяю вас, не так-то просто было заполучить их сюда. Все до одной владеют искусством обольщения и любовных игр, и ни одна не откажется удовлетворить даже самое причудливое желание. Выбирайте же себе ложе, дорогой Трибониан, и ту, которая вам по вкусу.

Выбирать ложе было привилегией для гостя: вместе с ним выбиралась и девушка, стоявшая рядом, она-то и будет развлекать мужчину и на пиру, и ночью. Исключением было лишь возвышение в центре, которое предназначалось для Хионы и Каппадокийца.

С легкой улыбкой Трибониан отошел от хозяйки и двинулся вдоль зала, любезно заговаривая с юными куртизанками и интересуясь их именами.

— Меня зовут Дио, — застенчиво улыбнулась стройная блондинка.

— Тепсис, — проговорила девушка с рыжеватыми волосами и прекрасной фигурой.

— Хлоя, — откликнулась третья.

— Мелисса, — четвертая.

Каждой Трибониан отпускал какой-нибудь комплимент.

— Когда вы все так божественно прекрасны, как можно сделать выбор? — улыбнулся он, как бы приходя в замешательство от такого разнообразия красавиц.

Наконец его взгляд остановился на миниатюрной 'фигурке с сияющими глазами. Девушка, самая невысокая из всех присутствующих в зале, была в белом платье, туго обтягивающем ее талию и ниспадающем грациозными складками к крошечным