Черное сердце - Тара Памми

— Неужели ты…

— Да, habibi. Это далеко не конец.

Гнев на ее ложь сменился дерзким, первобытным мужским голодом. Айан нахмурился, хотя ярость его отступила.

Ярость… Без нее не бывает страсти. А страсть, как и любовь, была чувством, на которое он не был способен раньше. Но в этот момент он не мог укротить в себе ни одно из нахлынувших чувств.

Вопросы кипели в его голове, но он боролся с ними. В своей постели она не будет произносить имя другого мужчины. Ни сегодня, ни когда-либо в будущем.

Он — единственный, кто овладел Зохрой. Единственный, кто познал ее в самом интимном понимании этого слова.

Обвив руками его шею, Зохра повела бедрами из стороны в сторону. Это эротичное движение сделало эрекцию принца еще тверже.

Запах их разгоряченных тел — самый соблазнительный афродизиак.

— Ты соврала мне.

— Чтобы не допустить нашей свадьбы, — ответила Зохра. — Файзаль чтил традиции и ничего от меня не просил до женитьбы. Я часто шутила над его старомодностью. Все эти обычаи придумали много веков назад. И я…

Она замолчала. Тогда принц приподнял ее подбородок так, что теперь взгляд Зохры был устремлен прямо на него.

— Закончи, что хотела сказать. Потому что это последний раз, когда я терплю его имя на твоих губах.

Зохра смотрела на него, не моргая. Повисшая пауза и глубина ее волшебных глаз лишь доказывали, сколь сильное влияние имеет на Айана эта женщина. Он и сам понимал это.

— И я рада, что он не просил, Айан.

Он закрыл глаза, погружаясь в облако страсти, повисшее между ними. Затем бедра его двинулись вперед, внутрь ее. «Она была девственницей», — напоминал себе Айан, стараясь не думать об этом. Значит, ему нужно быть ласковее. Пусть эта мысль и слегка запоздала. Нужно, чтобы ее тело привыкло к нему.

— Почему я так рад, что он не сделал это, Зохра? — спросил он. — Почему мне так приятно, что ты не знала никого, кроме меня?

Зохра запустила пальцы в свои роскошные волосы, и это неосознанное движение было настолько чувственным, что разум Айана помутился. Не владея собой, он обрушился на ее груди, принялся мять их, теребить соски.

— Мне тоже приятно, что ты не помнишь тела ни одной женщины, — прошептала Зохра. — Значит, тебе не было ни с кем так хорошо, как со мной.

Он наклонил голову, чтобы облизать ей сосок. Зохра дернулась, и теперь пришел его черед стонать.

— Твои груди, — пробормотал он. — Я не могу вдоволь насладиться ими. А ты так краснеешь, когда я их трогаю. Меня это ужасно заводит.

— Да, — шептала Зохра.

Сейчас ее спина была ровной, как струна. Принц опасался, что неловким движением может сломать ее. Губы Зохры набухли от его поцелуев, засосы выделялись на ее груди и шее. Какого беса она пробудила в нем? Она прижалась лбом к его лбу, и в этом жесте было столько доверия.

— Я сейчас сгорю, — тихо сказала она и вновь изогнулась дугой, словно прося его не останавливаться. — Прошу тебя, продолжай.

«Еще один раз», — обещал он себе. Еще один раз он отведает ее вкус, а потом остановится. Даст ее телу отдышаться, даст ей отдохнуть. Он взял в рот ее сосок. И Зохра всхлипнула, тихо проронив с уст его имя. Айан услышал это, и ему стало еще приятнее. Тело его сотряслось от наслаждения.

Они оба стонали. Покрывая шею Зохры поцелуями, принц окончательно терял самообладание. А она сцепила руки у него на затылке и тянула его к себе, пока его грудь не коснулась ее груди. И тогда она поцеловала его в губы.

Айан обхватил ее бедра.

— Завтра у тебя все будет болеть, habibati.

Зохра провела языком по линии его губ, глаза ее блестели. Хватка принца ослабла, но он продолжал двигаться взад-вперед, тело больше его не слушалось. Айан понимал, что проиграл эту схватку.

Он двинулся вперед, она назад. Он ускорил ритм, и она ускорилась в такт. Он выкрикивал ругательства, а она смеялась. Давая ей возможность самой установить ритм, он опустился и обхватил губами ее сосок.

И Зохра задрожала, издав утробный стон. Его оргазм наступил быстрее, пройдя сквозь него электрическим током, разорвав его на части и вновь собрав воедино.

Унося ее с собой, принц откинулся на спину и крепко прижал Зохру к себе.

Пусть он сумасшедший, но память его не давала сбоев. И он не помнил, чтобы его тело когда-то испытывало такое блаженство. Он не настолько болен, чтобы не понимать, что все происходящее реально. Это не спектакль, разыгрываемый его больным сознанием.

Шесть лет назад он принял бы это открытие как должное. Как очередной подарок судьбы. Но сегодняшний Айан не мог сдержать дрожь от осознания этой сокрушительной действительности. Потому что знал, что все хорошее в мире недолговечно.

«Встретимся у конюшен».

Айан прочитал записку, что всучила ему маленькая девочка. Насупившись, он взглянул вверх и понял, что прослушал половину слов Имрана, начальника его охраны.

— Повтори, что ты сказал, — приказал принц, направившись к конюшням.

Выслушав Имрана, Айан встал как вкопанный.

— Это говорит тот же источник? Что в тот раз сообщил нам место нападения террористов?

— Нет, — покачал головой Имран.

Значит, через месяц в Дагаре будет сходка террористов. Дважды эти данные подтверждались. Но сейчас все звучало слишком складно, чтобы быть правдой. К тому же в этот раз информация исходила из другого источника.

Что-то не сходилось, но принц не мог понять, что именно.

— Узнай, откуда информация у источника, — сказал он и продолжил путь к конюшням.

— Но мы…

— Не будем предпринимать действий, пока не установим связь.

Уже два дня Имран просил встречи с принцем. Но Айан, не в силах сосредоточиться на рабочих вопросах, забывал о его просьбах.

Его мозг отказывался думать о чем-либо, кроме Зохры. Принц будто снова стал подростком в период полового созревания. Его преследовали видения ее красивых карих глаз, пробуждающих в нем первобытный голод; такие яркие, завораживающие, сколько в них доверия к нему. А как горячо ее тело, как звонки стоны, срывающиеся с пухлых губ…

Далеко за полночь, когда оба они были изнурены до предела, принц и принцесса наконец забылись сном. Проснувшись утром, Айан испытал настоящий шок.

За всю ночь ему ничего не приснилось.

Уже два дня он думал только о Зохре. Странно, но все два дня она избегала его, так же как и он избегал ее. За это время он придумал тысячу причин, чтобы корить себя за содеянное. И еще тысячу, чтобы не повторять этого больше.

Однако то и дело нарастающая потенция доказывала, что тело его отказывается повиноваться разуму.