История европейской философии: курс лекций - Владимир Файкович Мустафин

с другом, как отождествление слов с теми предметами, которые этими словами обозначаются. Решение этой проблемы он усмотрел в том, чтобы терпеливо объяснять людям, что отождествлять слова и предметную реальность не следует. На самом деле никакой такой философской проблемы, обусловленной действительным отождествлением слов и предметов, нет. Ни один человек, находящийся просто в здравом уме, такого отождествления в практической своей жизни не производит, и поэтому в объяснении такой тривиальной истины, что между предметами чувственного мира и словами есть разница, не нуждается.

Другая надуманная философская проблема зафиксирована в пункте «idola specus». Якобы индивид имеет фатальную склонность придавать своим суждениям об окружающей действительности объективный характер, т. е. индивид склонен отождествлять свое знание о действительности с самой действительностью, а это де и есть гносеологическое заблуждение. Что такая склонность у человека есть, это бесспорно. Но ничего тут фатального и гносеологически опасного нет. Прежде всего не надо упускать из виду, что здесь речь идёт только об естествознании, знании об окружающем человека физическом мире, а не о метафизическом или религиозно-метафизическом знании. Сам Фрэнсис Бэкон ведь только естествознание и считал истинным знанием. Религиозно-метафизическое, и вообще метафизическое, знание получается исключительно только путём прямого обучения, путём устной непосредственной передачи слов от человека к человеку (или через письменные тексты). Естественно-научное же знание основным своим источником имеет непосредственный контакт индивида с окружающей его природой. При такой зависимости естественно-научного знания от своего объекта – природы, естественной выглядит постоянная проверка своего индивидуального знания сравнением с природной действительностью, копией которого индивидуальное знание всегда стремится быть. Если между знанием индивида о внешней действительности и самой этой внешней действительностью нет несоответствия, то тогда вполне оправдана склонность индивида отождествлять свое знание о действительности с самой этой действительностью. (Это сравнение знания и действительности обычно ведётся в плоскости исключительно практической, в терминах обычного здравого смысла.) И это оправдано практически, ибо только при соответствии знания о действительности с самой действительностью практика только и возможна, так как практика есть воздействие человека на природную действительность, а это воздействие невозможно без знания человеком этой действительности. Где же тут гносеологическая проблема? Если замечается несоответствие индивидуального знания и его объекта – природы, то индивидуальное знание соответствующим образом исправляется на практике без всяких теоретических затруднений и гносеологических умствований. У Фрэнсиса Бэкона, правда, указан специальный способ исправления данного заблуждения (склонности индивида своё субъективное знание считать объективным). Сущность этого способа в том, чтобы свои суждения сравнивать с аналогичными суждениями других людей, и если свои суждения окажутся неправильными, то от них надо отказаться и перенять чужие суждения. На практике это, конечно, так и бывает: неопытный в своем ремесле ученик постоянно контролируется опытным в этом ремесле мастером, а сущность этого контроля как раз и состоит в том, чтобы неуверенные практические навыки и неточные суждения ученика заменить твердыми навыками и точными суждениями опытного и знающего мастера. Но в таком рутинном практическом обучении, известном во все времена и во всех культурах, ничего собственно философского нет. Вообще странно и неестественно выглядит всё это надуманное умствование в приложении к той практической сфере, в которой философское теоретизирование не только неуместно, но даже иногда выглядит комично. Если на это возразить предположением, что Фрэнсис Бэкон имел в виду не прикладные профессии-ремёсла, а некое «научное исследование природы», то тогда неизбежно возникает вопрос: а что такое вообще «научное исследование природы», если оно не есть именно практическое исследование? Можно ли теоретически исследовать природу? Не очевидно ли, что теория лишь закрепляет каким-то образом, словами или числами, результаты практического исследования, но само-то исследование природы осуществимо только лишь как практическое. Возможен следующий вопрос: а как же математика? Ведь именно математика считается теоретической основой естествознания, что в настоящее время всем известно и не оспаривается. Но Фрэнсис Бэкон, на что уже обращалось внимание, как раз о значении математики для естествознания и не рассуждал. И своя логика в этом равнодушии к математике была. Ведь математика, во всяком случае, слишком теоретична, а теоретичность тесно ассоциируется с абстрактным метафизическим умствованием. Отрицание же метафизики было исходным принципом философии Фрэнсиса Бэкона. Математика игнорировалась, потому что отрицалась метафизика.

И ещё одно замечание по последнему пункту темы «idola specus», в котором Фрэнсис Бэкон советует сравнивать свои суждения с суждениями других людей, обладающих более качественным знанием, чтобы избежать ошибки субъективности в своем знании путём замены своих неправильных суждений более правильными, чужими. Как уже было сказано, этот совет на практике постоянно осуществляется как обычный приём обучения в сфере прикладного знания (= искусства = ремёсла). Но ясно, что Фрэнсис Бэкон этот свой совет толковал как некий важный гносеологический метод, т. е. придавал ему теоретико-методологическое значение. Если именно так воспринимать данный совет Фрэнсиса Бэкона, то сразу можно отметить следующее. Этот совет об исправлении неправильных своих суждений путем замены их правильными чужими суждениями есть прямое противоречие другому совету Фрэнсиса Бэкона, который он высказал по поводу того заблуждения, которому он сам дал название «idola theatri». Как мы уже знаем, это заблуждение как раз и состоит в том, что индивид пользуется чужими суждениями вместо того, чтобы выносить свои собственные суждения. А для исправления этого заблуждения Фрэнсис Бекон как раз и советовал отказаться от чужих суждений и полагаться только на свои собственные суждения, которые непременно возникнут, если индивид будет самостоятельно исследовать природную действительность. Итак, в одном пункте своей классификации заблуждений («idola theatri») Фрэнсис Бэкон запрещает перенимать чужие суждения, ибо именно в перенимании чужих суждений он усматривает сущность этого типа заблуждений, а в другом пункте («idola specus») рекомендует перенимать чужие суждения, чтобы таким способом избавиться уже от этого типа заблуждений. Противоречие очевидно.

Последний, четвёртый пункт классификации заблуждений Фрэнсиса Бэкона – «idola tribus», заключает в себе самые значительные для всей будущей английской эмпирической философии размышления автора. Здесь, как мы уже знаем, толкуется как заблуждение телеология, т. е. усмотрение в природной действительности целесообразного её устройства. Ясно, что Фрэнсис Бэкон не был изобретателем отрицания телеологии. Эта умственная установка известна была в античной философии со времён Демокрита. Да это и не имеет в данном случае существенного значения. Важно другое. Важно, что Фрэнсис Бэкон эту свою позицию публично зафиксировал чётко и однозначно. Во всём этом «учении об идолах», да и вообще во всём философском творчестве Фрэнсиса Бэкона это самый значительный пункт. Он в своих последствиях означает ничто иное, как принципиальный отказ от всей рациональной (= метафизической) философии и признание естественно-научного знания как единственной сферы приложения умственных способностей человека. А так как рациональная философия