Свеча Хрофта - Дарья Зарубина

Тень растаяла в воздухе, оставив хединсейского тана наедине с мучительными сомнениями. Его суровой задумчивости не рассеяла ни ласковая забота Ильвинг, ни беседа с эльфийскими зодчими. И хотя обсуждение планов перестройки Хединсейского замка увлекло его, тяжелый ком в груди — предчувствие беды — не желал таять. Наконец тан решился. Он поднялся в свои покои, достал эритовый обруч и сосредоточился, вызывая в памяти образ Нового Бога. Раньше, будучи Учеником Хедина, тан не сумел бы им воспользоваться. Но сейчас, возвращенный к жизни волей и мастерством Учителя, он стал сильней. Этот обруч, что оставил ему Хедин, был не совсем обычным. Он позволял Хагену, и только ему, поговорить с одним-единственным — с тем, кого называли Познавшим Тьму.

Учитель вышел на связь не сразу. Сперва перед мысленным взором тана открылась лишь непроглядная тьма. Хаген уже готов был передумать, но что-то остановило его от того, чтобы снять обруч с головы. Какая-то часть его поверила волшебнице. И теперь сомнение и настороженность боролись с дурным предчувствием. Хаген наконец решился: он передаст сказанное Духом Учителю. И тот наверняка разберется во всем происходящем.

Хедин лишь рассмеялся в ответ. Вокруг него полыхал чужой мир, и тан видел благодаря обручу, как вдалеке сходятся в смертельной схватке неведомые рати. Как парят в чужом бордовом небе крылатые твари. Как спускаются с небес дивные воины, облаченные в радужное сияние. Он слышал смешавшиеся в невероятный гул крики боли, боевые кличи, рык чудовищ и звон мечей. Хедин стоял над всем этим побоищем на возвышении, следя за ходом битвы при помощи магического зрения.

Учитель явно был поглощен этой далекой битвой. Он рассеянно слушал Хагена, не сводя глаз с пылающего горизонта и живой магической карты, развернутой у его ног. Лишь один раз он посмотрел на бывшего ученика: когда Хаген упомянул, что волшебница-призрак называла его «мой мальчик», но тотчас отвел взгляд.

Когда же оскорбленный такой рассеянной небрежностью Хаген бросил на стол главный козырь, данный ему волшебницей, — рассказал, что к армии Девчонки примкнул Один, Познавший Тьму рассмеялся так беспечно, что та часть души Хагена, что желала верить в лживость Духа больше, чем в существование угрозы Учителю, стала одерживать верх. Но Хаген решил идти до конца и рассказать все.

— Каким-то образом эта Девчонка заманила в ловушку Старого Хрофта. Она не так проста, как кажется на первый взгляд. Ее ведут… чародеи Брандея.

Хаген вымолвил последние слова с трудом, но Учитель, казалось, ни в малейшей степени не разделял его беспокойства. Он лишь отмахнулся, продолжая следить за живой картой.

— С ней Хрофт, — проговорил он, успокаивая тана. — И этого достаточно, чтобы не отвлекаться от действительно важных дел, мальчик мой. Все Упорядоченное лихорадит после той битвы, из которой и ты, и я, и Ракот вышли чудом. Ежечасно я вынужден бросаться из мира в мир, чтобы защитить то, что мне вверено. И если Хрофт, то есть Один, присоединился к армии какой-то смертной, что якобы действует по указке брандейцев, — я не стану мешать. Потому что доверяю Одину как самому себе. И даже если Девчонка опасна, Отец Дружин сделает все, чтобы не допустить новой войны. Он присмотрит за ней, Хаген, и тебе не стоит принимать это так близко к сердцу. Если она действительно представляет собой угрозу Упорядоченному — Хрофт даст знать. Возможно, у старика есть план, о котором не подозреваем ни ты, ни я.

Хаген понимал, что Учитель, скорее всего, прав. Лишь тот, кто совсем не знал Старого Хрофта, мог допустить мысль, что он способен встать на сторону врага. Один был слишком могуч, чтобы кто-то мог удержать его силой, и слишком мудр, чтобы попасться даже в самую хитроумную ловушку.

Уверенности, что Учитель прав, хватило на день или два. На третий Хаген решил, что должен поговорить с Хрофтом. Родитель Ратей давно избавился от эритового обруча. Один не желал, чтобы его беспокоили. И теперь Хаген разочарованно думал о том, как переговорить со старым богом наедине, чтобы не привлекать внимания Девчонки и ее людей.

Отец Дружин ждал чего угодно. Внезапного нападения Ракотовых чудовищ или крылатых гигантов, вооруженных чем-нибудь достаточно сильным, чтобы проучить не только смертную разбойницу, но и того, кто, пусть и невольно, помог ей в храме Хедина. Он ждал огненной стрелы с небес, внезапного ливня ледяных стрел или магического смерча, что сотрет с лица земли лагерь Девчонки. Ловил себя на том, что ежесекундно оглядывается и не убирает ладони с рукояти Золотого меча.

Он ждал возмездия. Какого-то ответа на то, что сделала Руни. Но ответа все не было. Не разверзалось небо, не сотрясалась земля под ногами. Даже Дух с его шестирукими слугами, казалось, забыл о Рунгерд и Разрубленном мече. Жизнь шла своим чередом. И люди в лагере были даже рады этому. Все, кроме Рунгерд.

Если по возвращении в лагерь в ней еще бродило упоение победой, то на следующий день, когда ничего не произошло, она начала пасмурнеть и проводила все больше времени за испытаниями своих изобретений. К началу третьего дня, когда стало ясно, что вторжение в Восточный храм совершенно не волнует Новых Богов, Руни рассорилась с Велундом, нагрубила Дирку. Из тройки доверенных не досталось только Рихвину, и то лишь потому, что он благоразумно занялся тренировкой «золотого отряда» на поляне, находившейся глубоко в лесу, и в течение дня не попался на глаза Рунгерд.

Однако, по всей видимости, Девчонка от природы не могла долго пребывать в раздражении. Хрофт не без удовольствия наблюдал, как она, насупившись и сурово сведя брови, направилась к мастерам, чтобы сорвать на них злость. Начала грозным голосом фразу, но не окончила — подняла с верстака какой-то чертеж, бросила через плечо пару вопросов. И через мгновение уже позабыла о том, что хотела задать альвам перца, и, бурно размахивая руками, объясняла им новую идею, только что пришедшую в ее неровно остриженную светлую голову. Мастера охотно простили госпоже дурное настроение, едва лишь поняли, о чем она толкует. Тотчас принялись рассчитывать и рисовать новые чертежи. Суровость на лице Рунгерд сменилась сосредоточенностью, перешедшей в почти щенячий азарт, и, наконец, в бесшабашное веселье.

— Точно, — восклицала она, хлопая по плечу одного из альвов. — Посчитай мне это, и попробуем!

Уныние исчезло так же быстро, как исчезает след капли на горячем камне. Неутомимая воительница фурией носилась по лагерю, раздавая поручения. И ободренные воины, и мастера радостно принялись за работу и подготовку. И Хрофт понял, что в одном призрачная волшебница точно была права: Рунгерд не остановится.

Около двух часов ушло на то, чтобы вывести из укрытий и установить катапульты. Пока люди проверяли механизмы, а альвы-летуны облачались в свои плащи, Хрофт, которому единственному Руни — из опаски, уважения или обиды — не нашла дела, отправился в дом Велунда.

Полукровка и Руни были похожи: увлеченные работой, они поддерживали беседу, но забывали о том, что нужно что-то скрывать. Хрофт надеялся получить еще немного правды. Если не о Рунгерд, то о тех, кто ею руководит. Теперь, благодаря неожиданной откровенности Руни, он знал, чем девушка платит альвам — заклятьями той, дух которой явился ему в Храме. И Хрофт не был уверен, что в большей степени заставляет волшебницу видеть в Рунгерд зло — призрачная угроза Хедину и Упорядоченному или то, что волшебница сама невольно дала в руки Девчонке оружие, которое та решила направить на Новых Богов. И, признаться, Хрофт был поражен, как при всей своей бесшабашной дерзости Девчонка так умело распорядилась наследством деда.