Месяц надежды - Александр Бушковский

– Действительно, паскуда еще та! – с чувством сказала Ольга. – Теперь понимаю, почему ты о нем так.

– Маленькая акула капитализма, – сказал Алексей, усмехнулся, сходил в угол, принес кусок старого брезента и расстелил на надлежащем расстоянии от распахнутой дверцы, за которой плясало пламя. – Садись. Мы не в бальных нарядах. Так этот Наполеон еще и на любой стройке крысятничает, уже денежки клиента к рукам прибирает, что опять-таки крепенько не гут. Знаешь, чем я чуточку горжусь? Нашел я на хитрую эту самую кое-что с винтом. Наполеона уже года три как армянская община от себя отлучила. Не знаю точно, как это у них называется, но они его выперли. Чтобы эти люди такое со своим человеком сделали, основательно надо постараться. Короче, нашел я другого армянина, который Наполеона терпеть не может. Этот Саркис теперь при нем вроде контролера. Проверяет счета, расходы, все такое. Тенью, конечно, за ним ходить не может, но мамой клянется, что Наполеон больше пяти процентов в жизни не скоммуниздит. А без Саркиса тот отхватил бы процентов тридцать, никак не меньше. Кое-кто с моей легкой руки это ноу-хау подхватил, тоже начал бить одного армянина другим. Не всем наполеончикам, к сожалению, но некоторым ой как поплохело.

– Слушай, если все так, то я одного не пойму. Что же ты с ним работаешь-то до сих пор?

– Жизнь – сложная штука, Ольга Петровна. В ней на идеализме и юношеском максимализме далеко не уедешь. Как кто-то сказал по другому поводу: отбросов нет, есть кадры. Наполеон – паскуда жуткая, но наше дело знает туго, этого у него не отнимешь. Организатор хороший, как к нему ни относись. Без него мы и половины таких отличных работяг не имели бы. – Он посмотрел на нее с интересом и спросил: – Осуждаешь?

– Да кто я такая, чтобы тебя осуждать? – Ольга пожала плечами. – Противно просто. Вот не думала, что у вас такое может быть.

– Банальное выражение, но такова се ля ви. Причем далеко не у нас одних. Диплом получишь, пойдешь во взрослую жизнь, насмотришься, хочешь ты этого или нет. А знаешь, что главное? Заказчик будет жить тут спокойно, а может, и очень счастливо, понятия не имея о том, что вокруг его усадебки крутилось. Наверное, это и есть самое важное. Петербург с Версалем вообще на костях стоят, а кого это сейчас волнует? Кто помнит? Полтора пыльных профессора из ученого закутка.

Они долго сидели молча, глядя на огонь, и в память Алексея намертво впечатался вкус ее губ. Но, вот странность, сейчас ему ничего не хотелось. Это и так было здорово – сидеть, касаясь друг друга плечами, и смотреть в пламя, менявшееся каждое мгновение.

Дрова понемногу прогорали, превращались в алые бруски, покрытые черным кружевом, по которым плясали уже невысокие языки огня.

Алексей посмотрел на часы и проговорил:

– Ну что, поздновато уже, ехать пора. Поужинаем по дороге, самое время.

– А куда мы в таком виде? – Она критически обозрела себя.

– Ты в «Веселых холостяках» бывала?

– Нет, а где это?

– На самом верху подъема. Кафе не кафе, ресторанчик не ресторанчик. В общем, самое удачное название для этого заведения – придорожная харчевня, очень даже демократическая. Там частенько обедает куча строителей из Счастливого, так что к таким субъектам, как мы с тобой, персонал давно привык. Деликатесов вроде крабовых котлеток и шашлыка из осетрины не держат, все проще, но кормят вкусно и качественно. Будешь довольна. Только знаешь, не в обиду. Платочек бы сняла. А то ты в нем крестьянка времен коллективизации, как две капли.

Ольга без малейшей обиды на лице стала развязывать узел под затылком. Освободила великолепные волосы, встряхнула светлой кипенью пушистых прядей.

Потом она вынула расческу и сказала чуть смущенно:

– Сама не знаю, что меня на такой имидж потянуло. Кажется, в каком-то старом кино про строителей видела. Ты меня сюда еще возьмешь? Посмотреть, как отделка идет?

– А тебе это и правда интересно?

– Еще как! Словно в другом мире побывала. Теперь буду с важным видом девчонок просвещать, как дома строят. Ты мне еще всяких терминов подбросишь, чтобы я смотрелась жутким знатоком, да?

– Конечно, без вопросов. Сколько хочешь. Раз уж тебе интересно.

– Интереснее, чем по гламурным кабакам странствовать. Кого ими удивишь? – Ольга тихонько засмеялась. – А то Майка у мужа иногда бывает на хозяйстве, рассказывает потом с важным видом, как там все идет. У них своя специфика и всякие хитрушки, как и у вас.

– А он у нее кто?

– Гусиный пастух, как он сам со смехом говорит. У него чуть ли не десяток ферм в Птичьей ложбине.

Алексей понятливо кивнул. Птичьей ложбиной звались полдюжины немаленьких деревень неподалеку от Шантарска, где практически весь народ специализировался на птице, причем самой разной: гуси, утки, куры, индейки, перепела, очень неприхотливые в разведении. Некоторые хозяева по примеру Ангарской области завели страусов. Они, как оказалось, в небольшие морозы очень даже бодро бегали по снежку и замерзать как-то не собирались. Что ни подворье, то индивидуальный предприниматель. Там и крупных птицеферм хватало. Если у мужа неизвестной ему Майки их чуть не с десяток – в олигархи не выбьешься, но жить будешь неплохо, примерно так, как у них в «Мастерке».

– А мы с Таней сидим, уши развесив, как лохушки последние. – Ольга старательно причесывалась. – Тане особо рассказать нечего. У ее Толи транспортная фирма, там сплошная проза. Машины, маршруты, грузы самые банальные.

– А как называется?

– «Болид-авто».

– Тьфу ты, – сказал Алексей. – И точно, наш миллионник – одна маленькая деревня. Толя Буров, ага. Мы с ними несколько лет работаем, давно знакомы.

– Ну да?

– Ага. Один из трех наших постоянных партнеров по перевозкам. До чего Шантарск тесен, если приглядеться.

– Можно я Тане скажу, чтобы она удивилась?

– Конечно. Это же не военные тайны.

– Может, ты и Майкиного Степу Бахарева знаешь? Коли уж мир тесен?

– Не настолько уж, – сказал Алексей. – С птицеводами мы как-то не пересекаемся. Чересчур уж разные у нас дела.

– Тут нигде зеркала нет. Я нормально причесалась?

– Классно. Сейчас я тут все в порядок приведу. Огонь – вещь серьезная.

Он наглухо закрыл обе дверцы, выкрутил до предела винт с большой пластмассовой рукояткой и заглянул в заслоночку на дверце топки. Ну да, желтые лепестки огня сразу притухли, сменились совсем уж маленькими синеватыми язычками.

Ольга тоже потянулась, хотела было туда заглянуть. Алексей бесцеремонно рванул ее за плечо в сторону и сделал это очень даже вовремя. Из-за заслоночки вылетел короткий язык пламени. Девушка невольно взвизгнула от испуга.

– С огнем не играют, – наставительно сказал Алексей, опуская заслоночку. – Могло и обжечь качественно, и в глаз попасть. Вот так оно иной раз фукает, когда все наглухо закроешь.