Шепот фиалок - Линда Мэдл

С первой же репетиции граф Сикум показал себя довольно сносным помощником – он вовремя переворачивал страницы и в терпеливом молчании простаивал долгие часы у рояля, пока герцог расписывал все нюансы своей симфонии. А вечерами Николас неизменно оказывался за столом рядом с ней, и Дориан не могла не признать, что более внимательного и остроумного собеседника ей трудно было бы найти. В общем, она уже начинала проникаться симпатией к этому человеку. И все бы ничего, если бы не ее уверенность, что именно такую цель и преследовал граф Сикум.

– Дориан! – вновь окликнул ее герцог.

Ее пальцы застыли над клавиатурой.

– Да, ваша светлость?

– Вы на целых два такта опередили леди Ларетт, – укоризненно покачал головой герцог. – Прошу вас, помедленней!

– Извините, ваша светлость. – Дориан злилась и на себя, и на одержимого своей симфонией герцога.

Дождавшись, когда герцог переключит свое внимание на исполнительницу партии виолончели, пышнотелую леди Ларетт Кашинг, Николас склонился над Дориан.

– Ничего не случилось? Вас, кажется, что-то отвлекает, – тихо произнес он, сделав вид, что поправляет ноты на подставке.

– Он вообще когда-нибудь покажет нам свою коллекцию? – раздраженно выдохнула Дориан, опасаясь, как бы Николас не сообразил, что он-то и является истинной причиной ее рассеянности. – Уже третий день кряду мы репетируем эту симфонию, автор которой вряд ли способен отличить си бемоль от фа диез! Он так тянет с показом своей коллекции, как будто мы только ради нее и приехали!

– Вот как?

– Ну ладно, мы и приехали сюда только ради коллекции, но ему-то об этом не известно!

– Зато ему прекрасно известно о том, что его коллекция дразнит воображение всех любителей музыки, – заметил Николас, склоняясь еще ниже. Дориан невольно вдохнула пряный аромат его мыла для бритья. – Не далее как сегодня за завтраком леди Ларетт сообщила мне, что герцог держит свою коллекцию в башне.

– Это уже что-то, – кивнула в ответ Дориан. – Можно попробовать поискать.

– А на мой взгляд, нужно набраться терпения, – возразил Николас.

Их беседу прервал стук дирижерской палочки.

– Леди и джентльмены! – провозгласил герцог. – Леди Ларетт призналась мне, что репетиция ее утомила. Я согласился отложить нашу работу до завтра.

– Пора, пора… – раздался голос валторниста, и остальные закивали, задвигали стульями.

– А в качестве награды за столь упорный труд, мои преданные любители музыки, – торжественно добавил герцог, – я предлагаю вам сию же минуту взглянуть на мою коллекцию!

Дориан едва не захлопала в ладоши.

Николас c довольной усмешкой предложил ей руку, и они последовали за герцогом к выходу из концертного зала.

Как только дворецкий отомкнул замок и распахнул двери таинственного помещения в башне, гости заполонили комнату. Каждый что-нибудь да слышал о собрании герцога, и почти каждого любителя музыки интересовал какой-нибудь определенный документ.

Круглая комната на самом верху единственной в Тьюк-Эбби башни оказалась просторнее, чем предполагала Дориан, но скудно освещенной. Свет проникал лишь через одно небольшое, похожее на амбразуру окошко с плотными шторами по бокам. Застекленные стенды выстроились по кругу вдоль стены, а в центре комнаты образовали квадратный островок. Кроме стендов, из мебели здесь был только пузатый диван, придвинутый к холодному камину.

– Леди и джентльмены, прошу вас обратить внимание на один из наиболее ценных экспонатов моей коллекции! – Герцог сделал широкий жест, указывая на ближайший к окну стенд. – Это листочек с партитурой Франца Шамьера. Все вы, конечно, слышали о Шамьере, венгерском композиторе-патриоте. В последнее время его наследие необычайно выросло в цене, чему я, понятно, очень рад.

Дориан послала в сторону Николаса кислый взгляд, лучше всяких слов напомнивший ему, кого она считает виновником ажиотажа вокруг работ Шамьера.

– Хотя, по правде говоря, – продолжал герцог, – цена меня не интересует. Я не согласился бы расстаться с этим листочком ни за какие деньги. Я проникся величайшим восхищением к венгерскому композитору. Это большая редкость, когда люди искусства обладают еще и несгибаемой силой воли, чтобы до последнего вздоха защищать свою страну! Вот, скажем, тот же лорд Байрон… Где он только не сражался! Помогал чуть ли не всему миру, кроме родной Англии! Позор, доложу я вам, даже для великого поэта.

Все гости сгрудились около стенда с драгоценным экспонатом, и только Дориан с Николасом остались в стороне, дожидаясь, пока первая волна любопытства спадет и они смогут взглянуть на интересующий их предмет поближе.

– Герцог хорошо охраняет свою коллекцию, – пробормотал негромко Николас. – Двери были закрыты на замок.

– Считаете, забраться сюда нереально?

После секундного раздумья Николас качнул головой.

– Пожалуй, шанс есть.

– Дориан, я жду вашего мнения, – сияя от гордости, обернулся к ним герцог, когда остальные гости разбрелись по комнате к другим стендам. – В моей коллекции это единственное произведение Шамьера. Я слышал, что вы с вашей тетей считаетесь знатоками его музыки.

Дориан и Николас подошли к герцогу, и оба склонились над застекленным стендом.

Листок слегка пожелтел, чернила выцвели – видимо, от близкого соседства с окном. Тяжелые камчатые шторы здесь вряд ли кто догадывался закрывать, чтобы солнце не попадало на экспонаты.

– Ну, смотрите, не буду вам мешать. Только потом обязательно поделитесь своим мнением. – Герцог отошел от стенда.

Дориан почти уткнулась носом в стекло и прищурилась. Сейчас бы ей очень пригодилась лупа тети Шарлотты. Николас тоже согнулся, вглядываясь в лежащий за стеклом листочек, и рукав его синей визитки ненароком лег на пышный рукав бледно-розового платья Дориан.

Дориан впервые заметила его посеребренные виски и морщинки, лучиками разбегавшиеся от уголков глаз, – печать на лице человека, часто и долго вглядывавшегося в морские дали.

Поглощенный изучением заветного листка, он опустил ладонь на стеклянную крышку стенда. Солнечный луч отразился в блестящей черной эмали его траурного кольца и рассыпался огненными бликами. Дориан нервно передернула плечами.

– Ну как, по-вашему? – шепотом спросил ее Николас. – Это подлинник?

– Наверняка сказать не могу, – спохватилась Дориан. За мыслями о Николасе она чуть не позабыла о той ценности, что лежала сейчас прямо перед ней. – Уж очень он выгорел.

– Ну хоть что-нибудь вы можете сказать? – настаивал Николас. – Это очень важно.

– Еще бы не важно, – огрызнулась Дориан. – На чаше весов счастье моей тети.

– Поверьте, ставки в этой игре мне отлично известны, – остановив на Дориан холодный взгляд, произнес Николас. Неожиданно жесткий, неприязненный тон ошеломил ее. – Только игра эта – отнюдь не развлечение для изнывающих от скуки девиц. Право, для вашего же блага – предоставили бы вы поиски мне!