Де Бюсси - Анатолий Матвиенко

– Но ваша несравненная красота, она ценнее любого богатства в мире!

– Моя красота и есть проклятие. Мне еще семнадцати не исполнилось, как два молодых пана дрались на саблях за мою благосклонность, один через неделю умер от ран. А я ни одного из них не желала видеть! Потом сватался воевода Петр Ногтев из Смоленска, сын думского боярина Андрея Ногтева, говорил моему отцу… – Эльжбета набрала воздуха и вдруг начала лопотать низким голосом, явно передразнивая смолянина: – Люба ме дщерь ваша пуще живота ово злата, претворюся аще убо бяше блудодей да в винопитии грешен, алкаю вести под венец, пестовать-ублажать, таче виталище мое яко парадис, в бисерах да смарагдах, персты в злате, перси в шелках, занеже не видел красы краснее…

– Ох, пани Эльжбета, вы такие странные слова вставляете.

– Примерно так говорят в Тартарии. Вам непонятно? Клялся воевода в любви. Хоть он известный развратник и выпить не дурак, говорил – исправится, венчаться со мной желает, обещал богатую райскую жизнь в жемчугах, изумрудах, золоте и шелках. Я представляю этот рай – в высоком тереме, взаперти, где остается только рожать новых воевод и зеленеть от тоски.

– Позволю предположить, ему вы тоже отказали в благосклонности.

– Конечно! Но он был настойчив, навязчив, я уж боялась из замка выйти без охраны в дюжину человек. И тут проезжал Чарторыйский со свитой, блестящий шляхтич из древнего рода, маршалок, за шведов с Москвой воевал. Я не колебалась…

– Но не любили его.

– Любовь приходит потом. Или не приходит. Муж был воистину безумцем. Он дрался на дуэли по каждому, даже пустячному поводу, бился об заклад, проигрывал в карты целые состояния. Через год я стала даже беднее, чем до замужества. От безысходности мой супруг и принял предложение Сиротки встретить короля под Лодзью, Михаилу обещали простить все долги… Я случайно подслушала, панове не подозревали, что я заинтересуюсь… Почувствовала – дело может кончиться плохо, последовала за мужем. Предчувствие сбылось, заговорщики набрали слишком маленький отряд, чтобы одолеть королевскую стражу, и не победили даже вас с Шико. Мне Огинский потом поведал подробности… Простите, что упрекнула вас, де Бюсси. Верю, что не было другого выхода.

– А потом…

– Чарторыйский умер, но долги его остались. Сиротка думал свести меня с королем. Простите, сеньор, но ваш слащавый монарх вызывает большее омерзение, чем смоленский воевода. Радзивилл был прав, после проведенной в королевских апартаментах ночи я бы, возможно, задумала подсыпать яду Хенрику Валезы, но скорей отравилась бы сама.

– Вас не было на коронации и балу.

– Вы заметили… Да, потому что Сиротка получил письмо от воеводы Ногтева с предложением отвезти меня в Смоленск. Доверенное лицо воеводы ждет в Люблине. Они словно чувствовали – с Чарторыйским непременно вскорости что-то случится. Впрочем, о его необузданном нраве и легкомысленных поступках было известно достаточно хорошо… Но куда глядели мои глаза?

– Не упрекайте себя. Готов спорить, маршалок тоже сыпал обещаниями измениться к лучшему.

– Вы правы. Однако те ошибки уже не имеют значения. Думаю, сумма, предложенная братом воеводы, была для Сиротки вполне убедительна. Если она и не покроет долг полностью, остальное Радзивиллы возместят из заложенных поместий Чарторыйского. Детей нам Бог не послал, эта ветвь их семейства пресеклась.

Пожалуй, сумма называлась более чем убедительная, если ради прикрытия сделки пришлось спалить особняк в Кракове, чтобы увезти Эльжбету не только от Генриха, но и от родни ее мужа, Чарторыйские наверняка бы не обрадовались, услышав, что носительница их фамилии продана как породистая лошадь.

– Вас собирались выдать замуж насильно? Держать иностранных наложниц у московских воевод не принято.

– Замуж или пользовать как дворовую девку – для меня не столь уж важно. Я поставила на себе крест. Я не хочу быть любовницей ни короля, ни московита. И, простите, ваше поспешное предложение бежать во Францию тоже неприемлемо. Остается монастырь.

Ну нет! Я вырвал ее из нескольких пар похотливых лап, теперь не уступлю и Христу.

– Ваш фамильный замок – достаточное убежище, чтобы переждать несколько месяцев?

– Конечно! Это же не Несвижский парадный дворец Радзивиллов, а настоящая пограничная крепость, способная выдержать месяцы осады. Я говорила – у нас пограничье с Тартарией, сеньор де Бюсси.

– Значит, я отвезу вас к отцу. Там что-то придумаем дальше.

– Даже не знаю, как вас благодарить! Но придется пересечь все княжество, а у нас карета с гербом Радзивиллов, скоро начнется новая погоня, если в Люблине я не попаду в руки смоленских.

В голове один безумный план сменялся другим. Наконец, я выбрал самый несусветный. Собственная дерзость настолько окрылила, что я рискнул просунуть руку на ощупь в меховую полость и нежно сжать пальцы Эльжбеты.

– Дорогая прекрасная пани! Коль вы доверяетесь мне, то поддержите до конца. У нас не только карета, но и письмо с гербом Радзивиллов. Путь к Орше лежит через Люблин. Так пусть наши враги нам и помогут!

– Вы предлагаете встретиться с братом воеводы?! – охнула она.

– Конечно! И даже забрать золото. Поверьте, я дорожу дворянской честью, но изъять кошель у мерзавцев, покупающих благородную женщину как рогатый скот, ничуть не противоречит моим убеждениям.

Она думала долго, потом неохотно бросила «да», сопроводив согласие неудобным для меня условием:

– Только никто не должен больше погибнуть.

– Приложу все усилия и даже постараюсь не погибнуть сам. У меня тоже есть условие: не называйте Московскую Русь Тартарией. Объясню как-нибудь в другой раз, но поверьте на слово: мне это неприятно.

– Как вам будет угодно…

От избытка чувств вынесся из кареты, где от дыхания двух человек несколько потеплело. План был готов в общих чертах, но тут многое зависело от деталей. В том числе от поведения моих спутников. Эльжбета наверняка не обронит ни единого лишнего слова в присутствии русских попутчиков, а вот литвины и возница – не знаю. Не хотелось зависеть от случайностей…

В маленьком городке, почти у стен Люблина, я разделил отряд. Тарас, Чеховский и оправившийся от ранения кучер Радзивиллов отправились назад в Краков с напутствием забрать по дороге Яся в надежде, что он выздоравливает. Написал письмо Сиротке с явными извинениями и скрытым упреком: от его недоверия ко мне по недоразумению погибли четыре шляхтича, я же выполню задачу до конца и вручу Чарторыйскую сгорающему от нетерпения жениху. Тем письмом взял вину на себя и отвел беду от головы Тараса, который не защитил Дон Кихота и прочих панов от моих пуль.

Возможно, Сиротка немедля снарядит погоню. Все же огромная сумма в руках не его доверенного шляхтича, а человека короля, вызовет оправданное беспокойство. Но пока преследователи доскачут до Люблина, мы будем далеко за Менском или даже у тартарской… Господи прости, наслушался Эльжбету… У русской границы.