Непридуманная сказка - Яна Перепечина

В карман зелёной обложки среди прочих бумажек была вложена матовая фотография размером девять на двенадцать. Саша взяла её в руки и всмотрелась. Какой-то молодой мужчина спал, закрыв лицо углом пледа, были видны только левый бок, локоть и ухо с затылком. Саша недоуменно повертела фотографию в руках и на обороте обнаружила аккуратную подпись, сделанную красивым Олеськиным почерком: «Любимый, март 2002». Она моментально перестала плакать и напряглась, как её Килька, когда та чувствовала какую-то опасность. Потому что никакого «Любимого» у Олеськи в последнее время не имелось. Во всяком случае, Саша о нём не знала. Да и на похоронах были только подруги и коллеги… Хотя… Саша вспомнила, какой весёлой была в последний перед гибелью месяц её горемычная соседка, и задумалась...

Через пару недель после поминок тётя Валя собралась ехать на неделю в родную деревню. Ключи от квартир, своей и Овражковых, она принесла Саше.

- Сашунь, ты цветы дня через три полей, пожалуйста. И у меня, и у Настасьи. Она меня просила, да я уезжаю. Не забудь уж, ладно?

- Конечно, тётя Валя, не переживайте, - с готовностью пообещала Александра.

Через три дня, отправившись выполнять обещанное, Саша впервые за долгие годы оказалась в бывшей «девичьей» комнате, где в детстве жили сёстры Овражковы. Сейчас её занимали тётя Настя со старшим внуком и ушедшая от мужа Маша.

В комнате почти всё было по-прежнему, как в их общем детстве: шкаф, рядом с ним сложенная раскладушка, письменный стол у окна, две нешироких кровати, новые, конечно, старые не так давно переехали на дачу. Раньше они с девчонками очень любили прыгать на них, как на батутах. А потом валяться на пёстрых покрывалах, болтая обо всём на свете и мечтая о будущем. А теперь вот девчонок нет...

Саша горько улыбнулась воспоминаниям, села на кровать и пару раз подскочила, чувствуя, как упруго пружинит под ней матрас. «Прикроватившись» второй раз, она услышала довольно громкий шлепок. Непонятно почему испугавшись, Саша встала на колени, нагнулась и увидела на полу обычную общую тетрадь.

Александра растянулась на паласе и сунула голову под кровать. Матрас лежал на реечном основании. Наверное, тетрадь была наспех засунута под одну из реек и, когда Саша, вспоминая детство, начала подскакивать на кровати, выскользнула и упала на пол. Странное, однако, место для хранения школьно-письменных принадлежностей, если только это не та вещь, которую хочется спрятать от других. Дневник, например…

На этой мысли Александра дёрнулась, ударилась головой о решётку и поморщилась от боли. Схватив тетрадь, она суетливо стала сдавать назад. Выбравшись, наконец, из-под кровати, села и, мысленно попросив прощения у хозяина или хозяйки (а вдруг тетрадь Машина!) тетради, раскрыла её. Она угадала: у неё на коленях лежал дневник Маши.

Сдерживая лихорадочное нетерпение и дрожь, Александра полила цветы и, прижав к груди толстую пыльную тетрадь, отправилась к себе. Почему-то ей казалось, что находка обязательно прольёт свет на гибель соседки.

Дневники Маша вела – они все об этом знали – с детства. Но эта тетрадь начиналась только с марта 2002 года. Саша расстроилась, опасаясь, что там может не оказаться ничего важного, но всё же принялась читать.

Сначала шли малоинтересные записи из серии «встала поздно, посмотрела сериал». Но Саша всё равно стала листать страницу за страницей, внимательно вглядываясь в строки. В конце марта чёрными чернилами были выведены страшные слова: «Выбросилась из окна Олеська». Страница была чуть помята. Приглядевшись, Саша поняла, что Маша плакала, слёзы высохли и листок покоробился. Она недолго посидела, бессмысленно глядя в окно и поглаживая страницы дрожащими пальцами, потом вздохнула и принялась читать дальше.

В первые дни после гибели Олеси записи были грустными, если не сказать мрачными. Маша явно скучала по подруге и тяжело переживала её гибель. Но примерно через месяц тон вдруг резко изменился: соседка познакомилась с мужчиной.

Краснея и чувствуя себя хуже некуда, Саша читала откровения влюблённой Маши. Объект своей страсти та ни разу не назвала по имени, только Он, Счастье моё и Драгоценный. Именно так, с заглавных букв. Зато она подробно описывала его внешность: тёмные густые волосы, карие жгучие глаза, высокий рост и хорошую, в меру накачанную фигуру. И так она о нём писала, что Саше стало понятно: Марью накрыло сильнейшее чувство. Про своего бывшего мужа Толю она никогда не говорила ничего подобного. Даже когда только готовилась к свадьбе.

Дочитав записи до конца – последняя была сделана накануне гибели – и не найдя ровным счётом ничего, что могло бы пролить свет на смерть Маши, Александра решила на всякий случай снять ксерокопию с дневника, а потом вернуть тот на место. Она достала из сумки плотную папку, открыла её, чтобы положить тетрадь и взгляд её наткнулся на фотографию, найденную у Олеси. Та лежала в прозрачном кармашке папки. Саша машинально глянула на таинственного «Любимого» Олеси. Тёмные волосы, широкие, судя по всему, плечи, руки с выраженными, но не слишком, мышцами. Рост и глаза, конечно, не видны. Но почему-то вдруг Саше пришло в голову, что мужчина с фото и Он из дневника Маши – один и тот же человек.

- Да нет, ну бред какой-то, - сама себе громко сказала она. Но от тревожного чувства отделаться не смогла. Так и легла спать, постоянно думая об Олесе, Маше и загадочном мужчине или всё-таки мужчинах. Уже засыпая, Саша решила непременно поговорить с тётей Валей и узнать, не видела ли та «Любимого» дочери.

Ангелина и Саша шли по длинной аллее вдоль Москвы-реки. Уже начинали желтеть деревья, и ноги утопали в мягкой хвое, нападавшей с лиственниц. Собаки носились поодаль. Крупная Келли длинными прыжками гонялась за коротколапой Шпики и мордой пыталась перевернуть ту на спину. Такса огрызалась и норовила повиснуть у подружки детства на ошейнике.

- И вот представь, Санька, документы у нас на руках уже неделю, а мы никого не можем найти.

- Подожди, Ангел. А опека? Я тут в одной книжке читала…

- А что опека? Читала она… – Ангелина в сердцах махнула рукой. – Пришла я за документами, Наталья Владимировна (это наша инспектор) мне их даёт и желает удачи. Я спросила, что нам теперь делать, а она лишь плечами пожала и говорит: ищите. У них, то есть, у нас в районе, видите ли, ни детских домов, ни домов ребёнка, ни больниц, где могут быть отказнички, нет… А в книжках, Сань, всё что хочешь можно написать. Это же всё сказки, выдумка. А тут жизнь.

- А та девушка, Люба, ну, волонтёр, адрес которой я тебе диктовала?

- Я ей писала. Она очень славная и хотела помочь. Но в их подопечных больницах пока отказничков нет. То есть имеется одна девочка, где-то в дальнем Подмосковье, но она без статуса…

- Без статуса – это что такое?

- Сама, когда в первый раз с этим столкнулась, не поняла. Представь себе, дети в больницах и домах малютки есть, но усыновить их нельзя. Потому что у них родители в наличии, сдать государств – сдали, а отказаться – не отказались. И мучаются детки, сироты без надежды на семью. И мы мучаемся. Второй вариант – статуса у ребёнка нет. Статус – это что-то вроде разрешения. Кого-то можно только под опеку взять, кого-то в приёмную семью, усыновить можно не любого ребёнка… А мы ведь именно усыновить хотим… В общем, чёрт ногу сломит…