Одинокие боги - Луис Ламур

— Нет, направление взято верно! — властно перебил старик. — Пусть индейцы думают, что мы вернулись через перевал, и бросятся за нами в погоню. В темноте они вряд ли обнаружат следы, поэтому мы и скачем на восток.

Уже начинало светать, когда мои мучители наконец сделали привал. На совершенно голом месте. Повсюду, насколько хватало глаз, ничего, кроме песка, не было видно, лишь уныло торчали кое-где огромные валуны да кактусы.

— Здесь! — приказал старик. — Оставляйте его здесь! В конце концов, я не могу убить его, ведь в нем течет моя кровь. Пусть умрет сам!..

— Давайте покончим с ним! — настаивал молодой красавец. — Чтобы уж наверняка знать... что он мертв!

— Я сказал — нет! — нетерпеливо перебил старик. — Все! Прочь! Отпустите его! Пусть пустыня сделает это за нас. Я не могу поднять руку на того, в ком течет моя кровь, — повторил он. — Даже если она смешана с кровью этой падали!

Человек со шрамом грубо сорвал с меня веревку, стащил с седла, развернув лошадь так, что она в любую минуту могла растоптать меня своими копытами. Откатившись в сторону как можно дальше, я вскочил на ноги, отбежал и спрятался в ближайших валунах.

Они тронулись в обратный путь. Переполненный гневом и горечью, я замер среди камней.

— До свидания, дедушка! — что было силы крикнул я вслед ему.

И видел, как вздрогнул он, словно от удара. Его плечи поникли. Старик начал было в седле поворачиваться на мой голос, но молодой красавец зло бросил:

— Непокорный щенок! Такой же, как его отец!

Они ускакали, смолк стук лошадиных копыт, и я остался один.

Один среди бескрайних песков...

Я Иоханнес Верн и не боюсь... — уговаривал я себя.

Мой отец... Они убили его, а меня бросили на верную смерть в пустыне.

Я не хотел этого, видит Бог. Я собирался выжить. Выжить наперекор всему и когда-нибудь заставить своих поверженных врагов желать собственной смерти. Занимался рассвет. Продолжая стоять среди камней, я оглянулся вокруг.

Всюду была пустыня, песок и голые камни, среди которых кое-где росли кактусы. Бросившие меня будут скакать всю ночь: слышал, они говорили про дорогу на восток. Я могу пойти по их следу...

Как далеко меня завезли? Сюда они двигались достаточно быстро, иногда переходя на шаг, но, как сказал бы отец, это была неуклюжая рысь.

Я имел кое-какое представление о расстоянии, которое мы преодолели по дороге на запад от Сан-Франциско. Мистер Фарлей частенько говорил, сколько мы прошли за день и сколько нам еще осталось. Скорее всего, они завезли меня в пустыню миль за сорок. Для тех, кто привык преодолевать подобные расстояния на лошадях, это довольно много, мне же нередко приходилось шагать позади фургона, поэтому оно не казалось мне таким уж большим.

Скоро станет жарко. И раз я решил идти, надо трогаться в путь сейчас же, пока воздух еще прохладный. В самые жаркие часы мистер Фарлей всегда давал лошадям отдохнуть и начинал снова двигаться, когда солнце уже садилось. Вот и я — пока будет прохладно, буду идти. Станет невмоготу, найду место, где можно спрятаться от палящего солнца. Но где его найти? Я пока не знал.

Что предпринял бы в такой ситуации Франческо? Наверное, то же, что и я теперь: он пошел бы назад. А что можно было придумать еще?

На песке еще виднелись следы лошадей, и, если придерживаться их, то таким образом можно добраться до дома Тэквайза.

Медленно повернувшись, я снова огляделся. Место, где я теперь стоял, послужит началом, точкой отсчета... Через несколько дней мне исполнится семь лет. Пройдет три, четыре года, и я буду достаточно взрослым... чтобы отомстить. Мне надо будет увидеться с тремя людьми: старым доном, молодым красавцем и человеком со шрамом. Ради этого стоило теперь бороться за жизнь.

Мама всегда учила меня быть терпимым, ни к кому не испытывать ненависти. Она говорила еще, что ненависть разрушает того, в ком поселяется. И тем не менее сейчас я был переполнен ею. Мама умерла, отца убили. У меня больше никого не осталось на всем белом свете.

Мои ноги были слишком малы, шаг короток, поэтому я старался увеличивать его, но от этого еще больше уставал. Ах, если бы я был взрослым да с длинными ногами!.. Позади меня занимался рассвет. Отец учил находить следы, но сейчас в этом не возникало необходимости: копыта десяти лошадей четко отпечатались на песке.

Воды с собой я не имел ни капли. Они завезли меня в такое место, где не били родники и где прежде мне никогда не приходилось бывать. Поэтому трудно определить, можно ли было здесь обнаружить источник. Мне хотелось пить, но я знал: пока жажду можно терпеть, нужно двигаться вперед.

— Я Иоханнес Верн... — громко повторял я. — И не боюсь...

Потом произошло что-то непонятное. Внезапно остановившись, я осмотрелся. Песок стал почти белым, камни, черные ночью, при дневном свете оказались коричневыми, небо было ярко-синим и безоблачным. Я должен был бы испугаться, но этого не случилось. Потому что все вокруг показалось мне неожиданно знакомым, хотя везли меня сюда глубокой ночью и я мог бы поклясться, что прежде здесь никогда не бывал.

Я присел на большой плоский камень. И почувствовал, что безраздельно связан с этими местами. Моя мама полюбила пустыню, отец жил в пустыне, любил ее и ее людей. Может быть, по этой причине, может быть, еще почему-то, но я почувствовал вдруг, что тоже рожден, чтобы жить в пустыне, стать ее частью.

Когда я освоился с этим неожиданным открытием и снова двинулся в путь, то не стал суетиться. Прежде всего мне предстояло найти тень и воду. И, хотя неизвестность все еще витала над мной, я уже не ощущал прежнего одиночества: пустыня была моим другом.

Откуда-то выскочил заяц и пустился наутек, потом остановился вдруг и уставился на меня. Невдалеке я заметил змею, спешащую по своим делам и оставляющую после себя на песке струящийся след, по которому чинно шествовало какое-то насекомое.

Жара заметно усиливалась. На небе, которое из синего от зноя превратилось в туманное, появился канюк. Он тоже заметил меня и внимательно разглядывал с высоты.

— Прочь отсюда! — вырвалось у меня. — Я не стану твоим обедом!

Конечно, канюк не услышал меня. Я вспомнил, как отец говорил, что птица эта всегда ждет, и в конце концов добыча достается либо ей, либо кому-то, подобному ей.

Я начал искать укрытия, но так ничего и не обнаружил. Мечтал о раскидистых кустах, в тени которых можно укрыться от жары, но меня окружали лишь сухие деревца, вместо листьев покрытые иголками да колючками. А деревья джошуа давали слишком слабую тень, под ними спрятаться было невозможно. Близился полдень, а я все еще искал. Во рту пересохло. Я взял в руки небольшой гладкий камешек, подержал его в руке, пока он не остыл, и положил в рот. Это должно хоть немного помочь. Я начал спотыкаться.