Одинокие боги - Луис Ламур

Какая-то крохотная птаха порхала по песку впереди меня. Далеко, на юго-востоке, виднелись горы. Были ли это наши горы? Я не знал. Как не знал и того, сколько прошел. И без сил опустился на песок.

Судя по теням, наступил полдень, а ведь мой путь начался еще до рассвета. Я вспомнил, что рассказывали мне о пустыне Финней, Фарлей, Келсо и, конечно, отец. Я знал, что должен был найти тень и отдохнуть наконец. Что, будь то взрослый или ребенок, никто не может долго прожить без воды. Поэтому, превозмогая усталость, я поднялся и снова пошел. Цепочка следов, которая служила мне дорогой, привела к высохшему водоему, противоположный берег которого был очень крут. Карабкаясь наверх и почти валясь с ног от пережитого за день, я вдруг заметил небольшое скопление камней, близко стоявших друг от друга и образующих что-то вроде маленькой ниши, дававшей крохотную тень. Когда подошел ближе, увидел около камней яму. Прежде чем что-то предпринять, нужно было убедиться в отсутствии здесь змей. Увидев вблизи сухую ветку или палку и внимательно рассмотрев ее — ведь она могла оказаться змеей, — я поднял находку и использовал как шест для проверки отверстия.

Внутри, к счастью, никого не оказалось. Я заполз в яму и убедился, что тут мне вполне хватает места, чтобы улечься. Позади отверстия, в камнях, виднелась небольшая расщелина, сквозь которую ощущалось легкое движение воздуха. Я почувствовал себя лучше. И, вероятно, заснул, потому что, когда открыл глаза, было уже прохладнее и солнце начинало садиться. Выбравшись из укрытия, я осмотрелся. Вокруг по-прежнему простиралась голая пустыня. Опираясь на палку, которой я искал змей и которая оказалась достаточно прочной, я продолжал свой путь.

Следы скакавших на лошадях моих врагов уже слегка замел песок: они не выглядели столь отчетливыми. Внезапно я испугался: что делать, если их совсем занесет?

Остановившись от этой внезапно пришедшей в голову мысли, я стал вспоминать, что говорил мне на этот счет Джакоб Финней.

— Прежде всего, всегда держи себя в руках и старайся ориентироваться на местности. — Я так и слышал его голос.

Зная, что Солнце садится на западе, теперь, исходя из этого, я стоял лицом к югу. Невдалеке виднелся острый гребень камня — значит, надо определять направление по нему. Наступила ночь. Я отметил и запомнил звезду, сиявшую над моим камнем, который уже почти скрыла темнота, и попробовал ориентироваться.

Стало очень холодно, поэтому вскоре я совсем продрог, но, спотыкаясь и падая, все же продолжал идти. Довольно близко от меня вдруг завыли койоты, я сильнее сжал палку. Это была хорошая, большая палка, так что в случае надобности...

Во рту пересохло, временами трудно было глотать. Я глубоко втянул в себя холодный чистый ночной воздух и будто проглотил глоток воды, настолько он казался живителен и свеж. Почти засыпая на ходу, я отыскал плоский, довольно большой камень и свалился на него. Койоты, по-видимому, бродили где-то рядом, и я решил, что они преследуют меня.

Кто-то говорил, что койоты сами не нападают на людей, но отец лишь посмеивался над этим утверждением. Он считал, что они хищники и потому нападают на все живое. Койоты опасаются запаха человека, поскольку для них он всегда означает опасность. Но и набрасываются на все, что может послужить им пищей и не в состоянии дать отпора. Если взрослый или ребенок беспомощны, а они чуют это, утверждал отец, то будут съедены. И Финней соглашался с отцом.

Сон как рукой сняло. Сжав палку, я замер в ожидании. Если хоть один из них приблизится, буду, как смогу, обороняться.

Временами вдруг сон одолевал меня, я начинал дремать, хотя старался бодрствовать; несколько раз до моего слуха доносились какие-то звуки, то ли шагов, то ли вздохов, но ничего не рассмотреть в темноте. Прошуршал легкий ветерок, пригнав к моим ногам охапку сухих листьев. Снова раздался шорох, теперь уже ближе. Я поднял камень, бросил его. Звуки смолкли.

Спустя какое-то время снова задремал и, очнувшись, услышал какой-то тихий звук. Пустил в ход палку, стал размахивать ею возле себя, потом бросил в темноту еще один камень... Во всех историях, слышанных мною, рассказывалось о мрачных глазах, светящихся в темноте. Я ничего такого не заметил, только слышал тихий шорох неподалеку от себя — явно кто-то передвигался.

Как только ночь начала сменяться предрассветной серой мглой, я поднялся с камня, совершенно измученный, не отдохнувший. Хотелось есть, но больше всего, конечно, пить. Ночная прохлада немного утолила жажду, но не до такой степени, чтобы забыть о ней совсем. Мне нужна была вода!..

Отец говорил, иногда можно напиться сока из стволов кактусов. Но они не попадались на моем пути. Только жесткие сухие деревья и клочья выжженной белесой травы.

Мой ориентир-камень исчез, звезды погасли. Я не мог, как ни старался, отыскать следы лошадиных копыт, которые видел еще на рассвете. Зато, пройдя немного, я заметил совсем свежие ямки от ног койота.

Поднявшись на небольшой холм, упал словно подкошенный. Ноги болели, не оставалось сил, чтобы идти дальше. Я опять положил в рот гладкий голыш, но на сей раз уже не помогло. Солнце поднялось достаточно высоко, и по пустыне словно прокатывались волны жары. Далеко впереди возникло в дымке синее озеро, окруженное зелеными деревьями, и я понял, что это мираж: вдали были только камни, где-то за ними высились горы, и они были недосягаемы.

Собравшись с силами, я снова тронулся в путь и вскоре — о радость! — неожиданно обнаружил потерянные было следы. Пристально вглядываясь в них, упал, а поднявшись, почувствовал, что ободрал до крови руки.

Кроме отпечатков, оставленных лошадьми бандитов, я заметил и более старые следы копыт, сообразив, что вышел на какую-то тропу, ведущую, казалось, в глубь пустыни, а стало быть, она неизбежно должна была привести к горам. Горло пересохло, и я совсем уже не мог глотать. Глаза резало от яркого солнца и жары. Мне захотелось лечь, но песок раскалился, как жаровня.

Не знаю, сколько прошло времени, только вдруг сзади послышался звук, похожий на барабанную дробь. Прислушавшись, я понял, что это топот копыт, и тотчас повернул назад.

Ко мне навстречу приближалось не менее полдюжины всадников — в это трудно поверить!.. Может быть, снова передо мной возник мираж?.. Я прищуривался, хмурил брови, тряс головой, стараясь прогнать видение, показавшееся сначала в мерцающих волнах жара размытым пятном. Да и у лошадей к тому же были какие-то неестественно длинные ноги, таких в жизни у них не бывает... Значит, все-таки мираж?..

Но всадники — о чудо! — все приближались ко мне, вырываясь из волн жары и пыли. У первого, скачущего впереди, была деревянная нога.

Они остановились, и человек с деревянной ногой воскликнул:

— Иисус праведный! Да ведь это же парень Верна!

Он ловко спешился, подбежал ко мне и молча прижал к моим губам флягу с водой. Я едва успел сделать два маленьких глотка, как он тут же забрал ее.

— Смочи только рот, парень! Этого пока достаточно, — объяснил он и тут же спросил: — Откуда идешь? Где твой отец?