Повелитель баталий - Сергей Самаров

– Машины на дороге!.. – подсказал мне старший лейтенант то, что я и сам увидел в тот же момент. – Наши клиенты связались с лабораторией, сотрудники которой и прибыли на помощь. Все нормально. Увеличь-ка мне грузовик, Волконогов!

Я не стал укрупнять изображение на планшетнике, хотя мог сделать и это. Мне понадобилось бы только прикоснуться к экрану двумя пальцами и развести их. Я только изменил фокусное расстояние на самой камере спутника. В результате кузов грузовика, везущего разбитый «Фольксваген», предстал перед нами во всей красе.

Особо любоваться, честно говоря, было не на что. Как мне показалось, «Фольксваген» пострадал не так уж и сильно, но самостоятельно ехать он уже, видимо, не мог. Поэтому пришлось использовать автокран, который теперь ехал следом за грузовиком.

– Хорошо ты сработал! – похвалил меня старший лейтенант. – Я смотрю, и гробов, кажется, не вижу. Наверное, парни, ехавшие на этой машине, живы и даже вполне здоровы.

– Я думаю, они пока еще не очухались после снотворного, – предположил младший сержант Чубо. – Хотя один, который с длинными волосами, может быть, и пришел в себя. Я слышал, что на пьяных снотворное слабо действует.

– Смотря что за снадобье, – сказал старший лейтенант. – Я не знаю, какое именно снотворное было в наших шприц-пулях, но если оно рассчитано на понижение давления, то и пьяницу может уложить отдохнуть.

– Или просто сделает его давление нормальным, таким, при котором человек вполне дееспособен, – не согласился младший сержант.

– Есть возможность заглянуть в другие машины? – спросил Станиславский.

– С соседних спутников. Все зависит от того, под каким углом они сюда смотрят. Попробуем. Должно получиться.

О том, что такая возможность системой «Оператор» предоставляется, я узнал из предупреждения моего консультанта. Он сообщил, чтобы я как можно осторожнее обращался со второй кнопкой справа в верхнем ряду. Если я буду переключаться на камеры других спутников, то нечаянно могу нажать и на угловую кнопку.

Делать этого и направлять на себя ракеты я, конечно же, не собирался, но вот со второй кнопкой мне пришлось познакомиться ближе. Я аккуратно надавил пальцем на сенсорный экран. На нем появились два маленьких прямоугольника, на которых рассмотреть что-то кроме общих очертаний было сложно.

Но мне все было понятно. В дополнение к первому спутнику, основному, находящемуся градусов на тридцать севернее зенита, предлагали свои услуги еще два. Я наугад выбрал один из них и стал увеличивать изображение, чтобы посмотреть сквозь стекла легковых машин, идущих позади грузовика.

Первым ехал старенький светло-зеленый «Мерседес». В машине было три человека – один за рулем и двое на заднем сиденье. Водитель нисколько не походил на моих недавних клиентов. Пассажиры «Мерседеса» были в белых халатах. У одного из них на коленях стоял чемоданчик с красным крестом на белом фоне. Значит, это медики, которые оказывали пострадавшим необходимую помощь. Больше в «Мерседесе» ничего интересного увидеть не удалось.

Я посмотрел на Станиславского. Тот кивнул, предоставив мне право поиска. Я перевел камеру дальше, на точно такой же автомобиль, как разбитый. Только этот «Фольксваген» не целовался со скалой и был грузопассажирским. В нем имелись только сиденья для водителя и одного пассажира. За их спинами находился грузовой отсек без окон. Заглянуть туда я не мог. Сделать это мешала перегородка, расположенная позади сидений. В ней было два больших трапециевидных окошка, но они находились за спинами женщины, сидевшей за рулем, и пассажира.

Я вернул планшетник на несколько виртуальных шагов назад, к моменту, когда на мониторе было маленькое окошко с двумя экранами, и переключился на вторую камеру, которая смотрела на машины сзади. Я предполагал, что на задних дверцах грузопассажирского «Фольксвагена» есть стекла. Они там имелись. Не два маленьких, как мне почему-то казалось, а одно большое, поскольку дверца там была всего одна, открывающаяся вверх.

Это мне помогла узнать камера. Она даже дверные петли показала так, что мне стало понятно, что это такое. Стекла, правда, были тонированные, и смотреть сквозь них было сложно. Тем более со спутника. Я попробовал переключить камеру в режим инфракрасного изображения, но это ничего не дало. Да и ракурс спутника не позволял произвести подробный просмотр.

Я хотел уже было переключиться на главную камеру, но старшего лейтенанта что-то заинтересовало в грузовом отсеке.

– Сделай покрупнее. Там какие-то контейнеры стоят! Что на них нарисовано?

Я выполнил требование. Машину трясло на дороге, и прочитать что-то было трудно. Но при укрупнении стало видно надпись под рисунком. Сам же он был по-детски прост: череп и скрещенные кости под ним. Уже ниже красивых костей – мечты любой собаки! – что-то было написано красивым грузинским алфавитом. Естественно, мне прочитать это было не дано.

– На грузинском, – сказал я разочарованно.

– На грузинском, – согласился Станиславский. – «Внимание! Груз смертельно опасен. Соблюдать осторожность при транспортировке». Примерно так.

– Вы грузинский знаете? – спросил я.

– Я родом из Грузии. Правда, ходил в русскую школу, но язык все равно изучал. Иначе нельзя было. Хотя только до пятого класса. Потом нам пришлось уехать в Россию.

– Национальные отношения?.. – спросил младший сержант Чубо.

– Это тоже было, хотя не в смертельной дозе. Но основная причина другая. Отец мой – военный. Служить в грузинской армии не захотел. Мы переехали в Россию, там он на службу вернулся. А грузинским языком мне пришлось дополнительно заниматься уже после окончания военного училища. По необходимости!..

Станиславский не стал углубляться в подробности, не уточнил, какая такая была у него необходимость изучать грузинский язык. Но мы с Чубо понимали, что у военной разведки может иметься законный интерес к стране, которая размещает на своей территории американские военные базы и мечтает вступить в НАТО. Это естественно, тут не требуется никаких уточнений.

– Контейнеры, кажется, картонные, – сказал я.

– Понятно, что не из ливанского кедра, – ответил Чубо. – Слышали, как японцы в Грузии ливанский кедр покупали? Драгоценную древесину!..

– Рассказывай, – предложил я, пока старший лейтенант рассматривал контейнеры.

– В Японии ливанский кедр не растет. Климат не тот. В Ливане его почти полностью вырубили. На экспорт не продают. Вот японцы и покупали такую древесину в Грузии. Но там потом хватились, поняли, что и на свои нужды не хватает, разорвали контракт, заплатили неустойку. Японцам делать было нечего, они с этим согласились, а потом заключили договор на поставку куриных яиц. Будто в Японии своих кур нет!.. Потом оказалось, что коробки с куриными яйцами для перевозки устанавливают в ящики, которые сколачивают из досок ливанского кедра.

– Глупость это! – не отрывая взгляда от планшетника, сказал Станиславский. – В самой Грузии уже почти не осталось мест, где растет ливанский кедр. Его гораздо больше в Абхазии. Есть немного в Аджарии, но там промышленная вырубка запрещена. А анекдоты эти выдумывает тот, кто понапрасну превозносит Японию. Я помню, когда-то рассказывали, что в этой стране каждый сотый телевизор положено ронять с конвейера, чтобы проверить его работоспособность после падения. Глупость! И японские машины не такие уж хорошие, как о них говорят. О японских атомных электростанциях я вообще не говорю. Не верьте легендам. Но вот мне очень хотелось бы узнать, что за сказку нам предлагают наши грузино-американские оппоненты. Что в этих контейнерах? Я об этом догадываюсь, только не понимаю, почему их везут в лабораторию, а не из нее. Вот в чем вопрос. Ответ на него нам придется найти, – заявил старший лейтенант и зачем-то посмотрел на часы.