Вся оставшаяся жизнь - Жан-Поль Дидьелоран

Решительно, одному мне во всей этой истории нечего скрывать, подумал Амбруаз. Менеджер из ассоциации “Избавление” появилась в холле ровно в десять, минута в минуту.

– Точна, как швейцарские часы, – восхитилась Бет.

У Эммы Безюше был негромкий приятный голос и сильный местный акцент. Лет пятидесяти, миловидная, одета не в черное, а в яркий костюм; ни следа той внешней суровости, какую ожидала увидеть Манель, разве что волосы собраны в тугой пучок. Девушке очень хотелось ненавидеть эту женщину, вестницу смерти, но она при всем желании не могла пробудить в себе антипатию к ней. К Самюэлю она обратилась уважительно и сердечно, в ее “Здравствуйте, месье Дински” помощница не уловила никакой фальши. Все представились, и Эмма Безюше пригласила их в малую гостиную отеля, где были расставлены кресла и банкетки для гостей. Там она со всей откровенностью объяснила Самюэлю, как все будет происходить. Неформально, своими словами – словами, которые Амбруаз знал наизусть.

– “Уход” состоится под вечер, если вы не против, с наступлением темноты.

Манель передернуло: как воры.

– Разумеется, все зависит от вас, месье Дински, вы в любой момент можете изменить ход вещей по своему желанию. Напомню, что ассоциация “Избавление”, как и я, преследуем только одну цель – помочь вам осуществить ваш выбор самым гуманным и щадящим образом. В одиннадцать у нас назначена встреча с доктором Мейяном, врачом нашей ассоциации, он проверит, действительно ли ваше состояние полностью соответствует нашей профессиональной этике. Не волнуйтесь, это чистая формальность. А сейчас позвольте взглянуть на вашу историю болезни.

Манель достала пластиковую папку с документами.

– Спасибо. И еще мне нужен документ, подтверждающий вашу личность.

– У меня только удостоверение, – промямлил Самюэль.

Манель осторожно взяла бумажник из его дрожащих рук, достала карточку и протянула Эмме Безюше. Дама долго рассматривала пластиковый четырехугольник, а потом, ко всеобщему негодованию, произнесла:

– Насколько я вижу, ваша карта уже несколько месяцев недействительна. Нет ли у вас другого документа? Паспорта, или, например, выписки из свидетельства о рождении, сделанной не позднее чем три месяца назад, или карточки гражданского состояния, срок которой не истек? Нет? Это затрудняет дело. У вас в самом деле нет ничего, кроме этого удостоверения?

– Но вы же сами видите, что это он, в конце-то концов! – сердито воскликнула Манель.

– Я вижу документ, срок действия которого истек в апреле. И с точки зрения закона это единственное, что имеет значение. Из каких бы гуманных соображений мы ни исходили, а я эти соображения прекрасно понимаю, мы не в силах и тем более не вправе судить о чьей-либо личности бездоказательно.

– Да черт вас раздери, вы что, не видите, в каком он состоянии? А его история болезни тоже, по-вашему, бездоказательна? – взвилась девушка.

Эмма Безюше отвела Манель в сторону.

– Послушайте, мадемуазель, скандал ничего не даст. Сколько бы вы ни нервничали, это не поможет нам найти выход.

– Вы не можете с ним так поступить. Он уже настолько внутренне приготовился, – стал уговаривать ее подоспевший Амбруаз.

– Господи боже мой, он больше не может терпеть боль, – подхватила Манель свистящим шепотом. – Что бы он ни съел, его сразу выворачивает, зрение мутится, у него совсем нет сил ни утром, ни вечером.

Самюэль, одиноко сгорбившийся на диване, не мог взять в толк, отчего вдруг такая суета.

– Что-то не так? – спросил он Бет.

Та села рядом и взяла его за руку:

– Не знаю, но, похоже, в каждом швейцарце прячется таможенник.

– Правила едины для всех: чтобы получить право уйти, надо подтвердить, что ты существуешь. Все очень просто, – возразила молодым людям Эмма Безюше, подошла к старику и, рассыпавшись в извинениях, положила удостоверение и историю болезни на журнальный столик.

– Я вас не понимаю, месье Дински, у нас первый такой случай. Поверьте, мне самой крайне неприятно, но сегодня запустить процедуру невозможно. Разумеется, внесенные вами деньги будут возвращены, за вычетом понесенных расходов. И конечно, мы по-прежнему целиком в вашем распоряжении, если вы захотите обратиться к нам снова, при условии, что ваши бумаги будут в порядке. Всего хорошего, месье Дински. До свидания, дамы и господа.

Амбруаз и Манель, совершенно убитые этой сценой, долго не могли сдвинуться с места. Молодой человек обнял ее.

– Но ведь ты сама этого хотела, разве нет? – утешал он ее. – По-моему, ты поэтому за нами сперва и поехала. А теперь пойдем, мы ему нужны.

Стоя на коленях перед растерянным стариком и держа его за руки, они объяснили ему, что он сегодня не умрет, что придется еще немножко потерпеть крестную муку, но они будут рядом, что бы ни случилось, как и обещали, рядом с ним, до самого конца.

– Его что, смотрел только один врач? – удивленно спросила Бет, листая историю болезни Самюэля.

– Да, – подтвердила девушка.

– Скажи, Амбруаз Ларнье, что тебе всю жизнь твердила бабушка?

– Что всякий врач видит болезнь только одним глазом. И что для полноты картины всегда надо показаться второму.

– И еще, Амбруаз Ларнье, напомни нам, пожалуйста, кто твой отец? – попросила бабушка.

– При чем тут это? – буркнул он.

– Скажи-скажи, им будет интересно, – не отступалась Бет.

– Профессор Анри Ларнье, Нобелевская премия по чему-то там образца 2005 года, – презрительно проворчал Амбруаз.

– По медицине, Нобелевская премия по медицине, договаривай, пожалуйста, не бойся. И чем этот славный человек занимается, можешь нам сообщить?

– Ох, Бет, нет, я понимаю, к чему ты клонишь, но об этом не может быть и речи. Лучше сдохнуть.

– Браво, поздравляю, ничего более уместного ты сказать не мог.

– Простите, Самюэль, я неудачно выразился, но не требуй от меня невозможного, Бет, только не он.

– Вы о чем? – вмешалась Манель.

– Так вот, представьте себе, отец молодого человека, которого вы видите перед собой, – один из лучших в мире специалистов по онкологии, но оный молодой человек, пребывая с ним в натянутых отношениях, не желает воспользоваться имеющейся у нас возможностью получить у него консультацию.

– Но, Амбруаз, мы должны сейчас же поехать к нему! – воскликнула Манель. – Мы ничего не теряем. И плевать, что ты с отцом поссорился, никто тебя не просит с ним мириться, мы просто хотим, чтобы он посмотрел Самюэля.

– Он в своей области лучший, Амбруаз, и ты это прекрасно знаешь, – продолжала бабушка. – К тому же нам повезло: сегодня вторник, а значит, он, как обычно, должен быть в своем офисе в ВОЗ. В двух шагах отсюда. Сделай это, ради Самюэля.