Вся оставшаяся жизнь - Жан-Поль Дидьелоран

В последнее время Марселю Мовинье стало казаться, что его помощница ведет себя как-то иначе. Постоянная взвинченность, почти на грани бунта, приводившая старика в восторг, сменилась у Манель Фланден странной, подозрительной безмятежностью. Теперь она безропотно выполняла все дела из списка, начертанного на листке в клеточку, и старик никак не мог понять, что кроется за этим внешним спокойствием. В то утро в привычной картине появилось что-то новое, что-то было не так, но он не понимал, что именно. Сперва девушка, казалось, вела себя точно так же, как в другие дни. Как обычно, хлопнула входной дверью, крикнула ему во все горло из коридора: “Это всего лишь я”, – зашла в гостиную поздороваться, как делала все пять раз в неделю, пробежала глазами служебное предписание, ожидавшее ее на кухонном столе, потом пошла выносить в туалет ночную вазу и хорошенько сполоснула ее эмалированное нутро. И все равно что-то было не так, старика не собьешь, что-то мешало, словно камешек в ботинке, рождая в нем неотступную тревогу. Он отложил газету и заерзал в кресле. Никогда еще сиденье не казалось ему таким неудобным. Может, это не тревога, а дурное предчувствие? В конце концов он внушил себе, что мадемуазель Фланден, социальный работник и патентованная воровка, как они все, в этом он был уверен и скоро в этом убедится, решила сегодня утром перейти к активным действиям и обобрать его, беззащитного старика, лишить его купюры в пятьдесят евро. При одной мысли о воровстве старик удвоил бдительность и уже не сводил глаз с телевизора, служившего ему монитором для видеонаблюдения.

Сегодня он спрятал деньги в микроволновке, стоящей на кухонном шкафу. В конце концов даже самые хитрые мыши поддаются искушению, это он знал точно. За темным стеклом не столько виднелась, сколько угадывалась банкнота, лежащая на вращающемся круге. Девушка прибрала в спальне, запустила стиральную машину, подмела коридор и, напевая, снова появилась на кухне. Хорошо поет тот, кто поет последним, подумал старик, нашарил на коленях пульт и переключился на камеру номер три. В списке задач, написанном его убористым почерком, между пунктами “подмести коридор” и “разгрузить посудомойку” значился пункт “почистить кофеварку”, стоящую справа от микроволновки, и старик увидел, что помощница приступает к его выполнению. Поначалу он было засомневался, что ловушка сработает, сказал себе, что она ототрет агрегат и даже не заглянет в печку, но тут раздался характерный звук открывающейся дверцы, и его сердце так и подпрыгнуло. Нашла купюру! Старик впился глазами в экран, подстерегая каждое движение Манель. Та на пару секунд повернулась к микроволновке, ему было видно только ее спину. И тогда случилось то, на что он всегда надеялся. Он скорее угадал, чем увидел, как ее рука быстро юркнула в карман халата, потом раздался сухой щелчок закрывшейся дверцы. Ловушка захлопнулась, возликовал старик. Вынимая посуду из посудомоечной машины, девушка все время напевала. Нежным, теплым, незнакомым старику голосом она распевала “Тише, мыши, кот на крыше” и кружила по кухне под перестук тарелок. Его встревожил странный выбор песни, а еще больше – то, как помощница после каждого куплета с вызовом глядела прямо в глазок камеры. Нехорошо. Совсем нехорошо. Но она попалась. Запись достаточно четкая, он сумеет вывести эту клептоманку на чистую воду и донести ее наклонности до начальства.

В то утро Марселю Мовинье даже некогда было взглянуть на свой хронометр, проверить, прошли ли положенные его помощнице сорок восемь минут. Не успела Манель уйти, как он потрусил на кухню и поскорей открыл дверцу печки. Не веря своим глазам и разинув рот от изумления, старик вглядывался в темное нутро микроволновки. Купюра в пятьдесят евро с номером U18190763573 исчезла. А вместо нее на стеклянном круге ровненько лежала другая. Он дрожащими пальцами схватил ее и стал разглядывать со всех сторон. Понюхал ее, потер, изучил на просвет. Новенькая банкнота с цифрой прямо над барочной аркой. Картинка заплясала у него перед глазами. Сто евро. Сто евро огнем жгли его пальцы. Он положил деньги обратно в печку. Голова шла кругом. Один-единственный вопрос метался по черепу, ударяясь об стенки: зачем проклятая девка это сделала? Внезапно он понял, что не сможет распоряжаться этой суммой по своему усмотрению. Купюра принадлежала ему не целиком, она принадлежала им обоим. Пятьдесят на пятьдесят. Марсель Мовинье чертыхнулся. Юная помощница поймала его в его же собственную ловушку. И тут до него вдруг дошло, что за непонятная вещь так царапнула его с самого начала. В то утро Манель Фланден, здороваясь с ним, первый раз ему улыбнулась. Во весь рот.