Неправильный диверсант Забабашкин - Максим Арх

Кхе-кхе-кхе… А говорю, что не мог сообразить в какой стороне фронт.

— Дальше.

— А что дальше? Просто шёл себе и шёл, надеясь, что когда-нибудь куда-нибудь дойду.

— А говорил ты при этом что? Кого звал? И не ври! Мы слышали твой голос!

— Да просто разговаривал сам с собой, — ответил я, понимая, что немец имеет в виду мои поиски Воронцова и изобразил праведный гнев. — Я помню, что ли? У меня уже тогда в голове кузнечный цех работал, тебя бы так сапогом приложило в челюсть!

«Интересно, жив чекист или действительно сгинул? Хорошо бы, если бы выжил!»

А Зорькина, тем временем, мой не совсем полный и злой ответ не устроил, и я получил очередной удар. На этот раз в ухо. Сам удар был не особо сильный, однако если учесть, что вся голова у меня болела ещё после знакомства с кулаками другого гада, который называл себя Апраксиным, то боль была чувствительной.

— А теперь говори, как вы аэродром сумели захватить такими малыми силами? Опять ты всех перестрелял?

Тут тоже скрывать было нечего. Сидевший напротив меня противник был прекрасно осведомлён о моих уникальных умениях.

И я ответил чистую правду:

— Ну да. А кто ж ещё?

— Вот и я хочу знать: кто еще так, как ты, умеет? Мы не верим, что всё это делал ты один!

Я закрыл на секунду глаза и устало как можно вкрадчивей пояснил:

— Но ты же сам видел, что я и один так могу. Мы же с тобой вместе воевали и лесопосадку держали, пока ты не сбежал.

Зорькин покивал.

— Помню этот момент. Помню и как на том пригорке тебя одного бросил. Надеялся, что ты там и останешься навсегда. А ты выжил, — он проскрежетал зубами. — И моих камрадов изрядно убил! — я промолчал, и тот продолжил: — Но всё равно, дальнейшие подвиги русских снайперов слишком велики, чтобы это всё мог осуществить один человек. Наступление на Ленинград было отложено более, чем на неделю. Говорят, сам фюрер негодует, и уже полетели головы генералов, что отвечали за это направление. И ты мне хочешь сказать, что всё это сделал всего лишь один юнец?

— Да, — скромно ответил я.

Глаза Зорькина вспыхнули неистовой яростью. Он схватил меня за горло и закричал:

— А я тебе не верю! Должны быть ещё снайперы! Должны! И они есть! И ты мне их назовёшь! Говори, красная свинья!

Он замахнулся для очередного удара. Но бить не стал, потому что дверь в помещение открылась, и на пороге возник какой-то солдат.

— Вас срочно требуют к телефону, господин лейтенант, — сказал тот.

Зорькин проскрежетал зубами, зло на меня зыркнул и, сказав: — Я скоро, никуда пока не уходи, — и поправив фуражку на голове, вышел в коридор.

В помещении остался только я и фельдфебель, который всё так же безразличным взглядом смотрел на меня.

«Явно бездушная тварь. При нём ребёнка бьют, а он безэмоционально за этим наблюдает. Мразь или садист такой же, как и этот псевдо-Зорькин», — пронеслась мысль в голове.

Однако сейчас мне было не до неё. Даже по этому, по сути, небольшому первичному допросу, стало очевидно, что дела мои совсем плохи. Нужно было срочно что-то предпринимать, ибо не было сомнений, что дальше будет только хуже. Прекрасно понимая это, стал напрягать мысли, стараясь придумать хотя бы приблизительный план, при успехе которого я бы смог выбраться из этого негостеприимного места. Но, к моему сожалению, в голову совершенно ничего не приходило. То ли от того, что у меня она была буквально отбита и очень сильно болела, то ли от усталости, что камнем навалилась на всё тело, а, может быть, от безвыходности положения, в которое я попал.

Одним словом, как ни пытался хоть что-то придумать, ничего у меня не получалось. Я был избит, изранен, обессилен, да к тому же в наручниках и без оружия. Ну что можно было сделать в таком состоянии? Понимая, что ничего, решил придерживаться предыдущего плана — отдыхать и набираться сил.

Закрыл глаза, но даже покемарить толком не успел, потому что в помещение буквально ворвались немецкие солдаты, которые, ничего не говоря, отвязали меня от стула, и так же молча, схватив под руки, потащили на выход. Подняли по лестнице, провели через тамбур и вывели на улицу. Здесь я сориентировался и понял, что нахожусь в здании школы Троекуровска, в которой ранее освобождал заложников.

Во дворе обнаружился легковой автомобиль марки «Stoewer R180» и стоящий за ним грузовик, в кузове которого сидело с десяток гитлеровцев.

Меня посадили в легковушку на заднее сиденье. Два охранника сели по бокам. Кроме нас в машине был водитель, а на переднем пассажирском сидении обнаружился Зорькин, которого, в общем-то, давно нужно было перестать так называть. Ведь, как сообщил покойный псевдо-Апраксин, имя Зорькина носил немец по имени Клаус Фишер.

Как только двери машины захлопнулись, этот Фишер дал команду водителю начать движение, а сам повернулся ко мне и, зло ощерившись, спросил:

— Слышь, Забабашкин, ты на самолёте когда-нибудь летал?

Глава 8

Полет

Многие считают, что исторический процесс развития человеческой цивилизации развивается даже не по спирали, а фактически зациклен во временной петле. Меняются лишь эпохи, происходящие же в них события практически неизменны. И получается, что хотя мы и видим происходящий вокруг прогресс, по факту в жизни человечества ничего не изменяется — всё те же войны, те же катаклизмы, те же проблемы жизни и здоровья. Одним словом, можно предположить, что мы ходим по кругу.

Вот и со мной судьба-злодейка опять играла, как хотела. И суток не прошло, а я вновь был на том же самом военном аэродроме, который совсем недавно зачищал. Правда, на этот раз я был не в роли охотника за бестолковыми головами, что по недоразумению забрели на нашу землю, а в роли пленника. Но, тем не менее, я вновь был здесь, где по большому счёту, вообще быть не должен. Ну, разве это не те самые пресловутые рок, судьба, фатум?

Машина, в которой я находился, остановилась возле приготовленного к взлёту самолёта. К моему удивлению, воздушным транспортным средством оказался один из тех «Junkers Ju 52», что при прошлом моём посещении этих мест стояли возле здания, и я предполагал, что, возможно, они неисправны. Однако сейчас, когда одна из этих железных птиц стояла