Голова тигра - Александр Андреевич Рябцев

глядя на сияющие глаза и веселую улыбку подчиненного, догадался, что его ожидают приятные новости.

— Ну, садись. Выкладывай, — приветливо поздоровавшись, пригласил он.

Фалин, сдерживая свое нетерпение, не спеша открыл портфель, достал блокнот и приступил к подробному изложению всех своих действий...

— Конечно, этого можно было ожидать, — подытожил Пешехонов. — Но не показывая в списке этого Генриха, Путна тем самым невольно набрасывает на него тень. Значит, дело не только в том плаще, но и в самом владельце плаща. Так?

В ответ Фалин утвердительно кивнул.

— Ну, хорошо. А как обстоят торговые дела?

— Очень неплохо. И можно сказать, что держусь уже не за одну, а за шесть пуговиц.

— Ну, ну. Рассказывай. Не томи.

— Представьте себе, Дмитрий Сергеевич, мне повезло, и я довольно быстро узнал, что с такими пуговицами были плащи финского производства. Поступили они в позапрошлом году осенью на главную базу Латпотребсоюза. Всего их прибыло сто штук. И все они были распределены по районам республики. Меня прежде всего интересовал Крустпилский район, где, вероятнее всего, может жить этот Генрих. Оказалось, что на базу потребобщества этого района тогда же было направлено шесть плащей. Там на месте я узнал, что три плаща были проданы через магазин района, а три плаща направлены в магазин сельпо поселка Груя. На мое счастье завмагазином райпо об этих плащах помнил, и как только я показал ему пуговицу, он сразу же сказал, кому они были проданы.

— Наверное, начальству? — подал реплику Пешехонов.

— Почти так. Вот список. Один из плащей был продан заврайздравотделом Нудельману; второй — заврайфинотделом Кудре; третий — редактору газеты Калниншу, — прочитал по бумажке Фалин. — Пришлось пойти на всякие ухищрения, чтобы установить, целы ли пуговицы на их плащах. И оказалось, что у Кудри и Калнинша все пуговицы на месте, а вот у Нудельмана и плаща-то нет. Он подарил его сыну, приезжавшему к нему весной прошлого года с Дальнего Востока.

— А запасных пуговиц к плащам не полагалось? — уточнил Пешехонов.

— Нет. Только четыре спереди и по одной на обшлагах рукавов.

— Значит, эти трое вас не интересуют!

— Да! По-моему, они вне подозрения. А вот с плащами, что попали в магазин поселка Груя, несколько интереснее и сложнее. Они достались: один директору школы Берзиню, второй — мужу завмагазином, его фамилия Тумба, а третий — электрику Эглиту. Я установил, что у Берзиня на плаще все пуговицы целы, у Тумбы же на плаще остались только две фирменные пуговицы, а остальные пришиты разномастные, как говорится «с бору по сосенке». А вот у Эглита как будто и плаща того нет, он сейчас носит плащ другого цвета и покроя.

— Где же плащ, вы не выяснили?

— К сожалению, пока нет. Над этим вопросом я пока думаю, но установочные данные на этих людей уже получил: Берзинь — это очень пожилой человек, инвалид Великой Отечественной войны. Был в партизанском отряде, там и потерял правую руку. Он конечно, вне подозрения. А вот Тумба, он не только пуговицы, но и плащ мог потерять: пьянчуга, почти нигде не работает, живет на иждивении жены (она старше его лет на двадцать), по неделям не бывает дома. В Грую Тумба приехал из Казахстана, где отбывал наказание по приговору суда. Судили его за воровство. А вот зовут его... Генрих, — Фалин посмотрел на Пешехонова, видимо рассчитывая, что произвел на него особое впечатление этим именем, но тот спокойно ожидал продолжения доклада.

— Оказывается, этот Тумба, — продолжал Фалин, — в часы протрезвления увлекается марками, коллекционирует их. А вовлек его в это занятие сосед — его тезка, Генрих Эглит, тот, кому достался третий плащ. О нем у меня более полные данные: его отец, Карл Эглит, еще до начала первой мировой войны жил в Петрограде, окончил там политехнический институт. В 1919 году переехал в Латвию. Генрих родился в 1914 году. Окончил Рижский политехнический институт и работал электромехаником на предприятии своего отца Карла Эглита, владевшего лесопильным заводом. С восстановлением в Латвии Советской власти их предприятие национализировали, но отцу и сыну разрешили работать на этом же заводе. В начале Отечественной войны дом Эглитов и их бывший завод сгорели во время пожара, а они стали ходить по окрестным хуторам, клали печи и монтировали электродвижки у местных жителей. Уже после окончания Великой Отечественной войны старшего Эглита пригласили на службу в управление лесного хозяйства республики. Он был весьма доволен своей должностью. Проработав около двух лет, старший Эглит умер, а вслед за ним умерла и его жена. Их сын Генрих устроился на работу в лесосплавную контору электромонтером. Живет в местечке Груя. Своей семьи не имеет. У вдовы Мельниковой снимает комнату. Сама хозяйка живет с малолетним сыном и работает в почтовом отделении. К службе Эглит относится хорошо, ведет трезвый образ жизни. Увлекается рыбалкой, сбором грибов и коллекционирует марки. Должность его сезонная: с ноября по март он увольняется и уезжает на сезонные заработки куда-то на Север или устраивается на работу в местный дорожный участок. По месту работы Эглит имеет комнату.

— Итак, — резюмировал Пешехонов, — у нас остаются два Генриха.

— Мне кажется, что не два, а полтора: уж больно Генрих Тумба не подходит для того, чтобы быть приятелем Арвида Путны.

— Как же вы думаете выяснить окончательно, есть или нет у Эглита тот плащ, который нас интересует? А если нет, то куда он его дел?

— Конечно, спрашивать даже у Тумбы, куда он дел недостающие четыре пуговицы, я не собираюсь, тем более у Эглита. Даже у Мельниковой спрашивать о плаще нельзя, так как я не знаю ее взаимоотношений с постояльцем, и нет гарантии, что о нашей с ней беседе она не расскажет Эглиту... У нее есть сынишка Костя. Лет ему 10-11, и он почему-то не благоволит к их постояльцу. Может быть, мне удастся узнать что-либо нужное у него? Конечно, и Тумбу я из поля зрения упускать не собираюсь...

Глава 11

Поездку в поселок Груя, где жили Эглит и Тумба, и необходимые оперативные действия там Пешехонов решил поручить старшему следователю Куприну.

...Ровная лента влажного от росы асфальта мчится навстречу, бросая в лицо упругую струю прохладного воздуха. Лишь подъехав к бетонному мосту через неширокую, сильно обмелевшую речушку, Куприн сбавил скорость.

Сразу же за кустами показались дома поселка. Въехав в улицу, мотоцикл,