Лазурь на его пальцах - Кэрри Лонсдейл

«Он остался жив».

– Докажи!

«Он не умер. Иначе ты бы это знала. Ты бы почувствовала. Разве ты до сих пор не чувствуешь его?»

Верно, мне все время слышался его голос. Легкий ветерок ощущался, как его прикосновение. В шуршании листвы под ногами звучал его смех. Но это все равно ничего не доказывало.

Отражение Лейси в зеркале оставалось неподвижным, она даже не моргала.

Внезапно я пошатнулась и вцепилась руками в столешницу, чтобы удержать равновесие. Ладони тут же вспотели, над верхней губой выступили капли пота, ноги словно приросли к полу. Я быстро взглянула на дверь, отчаянно желая, чтобы сейчас кто-нибудь сюда вошел. Чтобы сказал мне, что я вовсе не схожу с ума и что здесь нет никакой Лэйси, вогнавшей меня в состояние транса.

Поправлявшие себе макияж девицы в другом конце туалета собрали наконец свою косметику и ушли, даже не взглянув в мою сторону. Дверь за ними закрылась – и внезапно в помещении воцарилась полнейшая тишина, будто все шумы последовали за ними. На какое-то мгновение мы с Лэйси оказались отделены от всего мира, словно зависнув в безвоздушном пространстве. Звуков просто не существовало. Затем, так же внезапно, шумы вернулись, решительно ворвавшись в туалетную комнату. Сразу зажужжали вентиляторы, заиграла музыка, зажурчала струившаяся из крана вода. А еще мне показалось, будто в тот самый момент, когда татуированные девицы вышли, в комнату проникло что-то еще, пробиваясь ко мне упрямой, навязчивой мыслью:

«Это не Джеймс – пропавший без вести. Это от тебя нет вести».

– Меня послали, чтобы я нашла вас, – произнесла Лэйси.

Я откинула голову назад. Яркий свет ламп будто прорезал зрачки, и я несколько раз моргнула. Образы стремительно замелькали в моем мозгу, словно высвечивающиеся на длинной пленке слайды. Вот Джеймс ушел под воду, вот мимо проносятся пули. Джеймс пытается держаться на плаву в бурлящей морской пучине. Вот Джеймс, разбитый и израненный, лежит распластавшись на песчаном пляже, и над ним склоняется какая-то женщина. Ее волосы цвета воронова крыла падают на его лицо. В темных, как кофе, глазах теплится тревога. Шевельнув губами, она спрашивает его имя, но он не помнит, как его зовут.

«Джеймс! – хочется мне крикнуть. – Тебя зовут Джеймс!».

Почувствовав сильное головокружение, я упала на пол, тяжело ударившись о плитки пола. Над головой вспыхнули и медленно растаяли звездочки.

«С выпивкой был явно перебор», – это было последнее, о чем я подумала.

* * *

– Очнись, Эйми!

Щеку обожгло болью, голова словно запылала огнем.

– Ау! Проснись! Давай-ка, приходи в себя.

Я снова почувствовала резкий шлепок. В щеки будто вонзились острые булавки.

– Что это с ней? – послышался незнакомый голос.

– Она в порядке? – спросил еще кто-то.

– Просто кто-то у нас сегодня «настрелялся».

Вот это уже был голос Нади. Я улыбнулась.

– Кажется, она приходит в себя, – добавила она.

– У нее сегодня день рождения, – вставила тонким голоском Кристен.

Вокруг сразу послышался понимающий говорок, зашуршали шаги, каблучки зацокали по плиткам. Закрылись одна за другой двери кабинок, вскоре донесся звук спускаемой воды. Ко мне стремительно возвращалась реальность.

«Вот черт! Я же вырубилась прямо в женском сортире. Лежу в отключке на полу. Ой-йо!»

Поморгав, я открыла глаза и, прищурившись, увидела над собой горящие лампы и четыре пары внимательных глаз.

– Что случилось? – простонала я.

– Вообще-то, мы надеялись, что ты нас просветишь, – хмыкнула Надя.

Я помотала головой, воспоминания были слишком размыты.

– Может, у нас в какой-нибудь еде был глутамат натрия? – предположила Кристен.

Ужинали мы с подругами в китайском ресторане. У меня действительно аллергия на глутамат натрия. От этого у меня могло начаться головокружение, но уж никак не случился бы обморок.

– В меню было написано: «Не содержит глутамат натрия», – сообщила Надя.

– Зря я столько выпила, – пробормотала я. Голова немилосердно болела. То ли от алкоголя, то ли от удара о плитки пола – трудно сказать. Я подняла руки: – Помогите мне встать.

Подруги осторожно подняли меня, велев двигаться медленно, без резких движений. Две незнакомки, топтавшиеся рядом, попятились назад. Я прислонилась к стойке раковин и огляделась. В уборной толпилось немало народу, и очередь желающих тянулась, как обычно, за дверь – так, как это должно было быть. Лэйси уже не было. А была ли она здесь вообще?

В голове пульсировала боль. Я прижала пальцы к шишке на затылке и тут же жалобно заныла.

Надя озабоченно нахмурилась:

– Может, у тебя сотрясение мозга?

– Скоро пройдет, – сквозь зубы отозвалась я. Мне совсем не хотелось завершить свой день рождения в больнице. Сейчас бы лечь в постель. – Можешь отвезти меня домой?

Подруга протянула мне мою сумочку:

– Я сегодня побуду с тобой. Так, на всякий случай.

Покинув наконец уборную, мы проследовали через бар на выход. В какой-то момент у меня по коже пробежал холодок, на шее встали дыбом волоски. Я обернулась, но никого не заметила – хотя очень хорошо чувствовала, что Лэйси где-то рядом и следит за мной.

Надя, как и обещала, осталась у меня на ночь, устроившись спать рядом со мной в кровати. Чуть ли не каждый час она меня будила, пока я около пяти утра не шлепнула ее подушкой и не отправилась на диван, чтобы провести там еще четыре беспокойных часа. Наутро мы с ней двигались, словно два зомби: она – от недосыпа, а я – от похмелья. Уехала Надя уже в середине дня, взяв с меня обещание, что я непременно позвоню, если меня начнут мучать продолжительные головные боли. Тогда она непременно отвезет меня в больницу. Я дала ей слово, что все выходные буду лишь отдыхать, коротая время за старыми фильмами и новыми бизнес-планами. Это отвлечет меня от того довольно странного инцидента в туалете.

Здравомыслящая часть моего существа понимала, что Лэйси – всего лишь галлюцинация, подпитанная моим подсознательным желанием того, чтобы Джеймс действительно оказался жив. И все же промелькнувшие в мозгу картинки, где он был на краю гибели, где он едва не утонул, постоянно всплывали теперь перед глазами. Лицо Джеймса в моих видениях было сильно окровавлено, к глубоким ранам на щеке налип песок. Я старательно убеждала себя, что все это лишь иллюзия. Что этого просто не может быть. Потому что мне больно было представлять что-то иное.

Я стала просматривать свои рабочие наброски, сложенные на обеденном столе, и в который раз восхитилась логотипом своего кафе. Намеченная контуром кофейная кружка, над которой свивается в сердечко облачко пара, и на нем слова: «Кофейня Эйми». Этот эскиз был последней художественной работой Джеймса. Я уже представляла цветовое решение своего интерьера: яркий тыквенный, махагон и баклажановый. «Рассвет над Белизом» Яна идеально смотрелся бы на стене. Мне стало любопытно, кто же все-таки приобрел себе эту фотокартину – и мои мысли сами собой переключились на ее автора. Интересно, где он сейчас? И вспоминает ли обо мне? Сможет ли он сделать еще одну такую же фотографию?