Генерал Краснов. Как стать генералом - Станислав Зверев

В романе об этой войне Краснов осуждает распыление Львом Толстым и художником Верещагиным опасной заразы непротивления злу. Это «чисто китайское» учение — настоящая «желтая опасность» для России, удел старости и дряхлости [99, с. 17]. Тут П. Н. Краснов сходится с Д. С. Мережковским, который в сборнике статей «Грядущий хам» за 1906 г. также объявляет главной желтую опасность «не извне, а внутри», в европейском позитивизме: «Разрез наших глаз прямой, но взор начинает косить, суживаться». С той разницей, что Дмитрий Мережковский делал акцент на угасании религиозного чувства и мещанстве в культуре, а Петр Краснов дополнительно беспокоился о последствиях этого учения для Императорской Армии и обороноспособности России [Д. Мережковский «Больная Россия» JL: Издательство Ленинградского университета, 1991, с. 18].

К середине марта на Ялу был сформирован обязанный защищать границу Восточный отряд во главе с начальником 3-й Восточно-Сибирской стрелковой бригады Николаем Кашталинским, 9 апреля его сменил генерал-лейтенант М. И. Засулич. H. A. Кашталинский 1 ноября 1905 г. заслужит Орден Св. Георгия 4-й степени, в августе 1916 г. — 3-й ст. Доблестный Георгиевский кавалер будет убит психически больным солдатом в 1917 г.

К концу марта на другом берегу Ялу появилась армия генерала Куроки. Английский журналист Ян Гамильтон писал, что результат сражения на Ялу, которого ожидала вся Азия, был предрешен семикратным превосходством японцев на решающем участке. На всем фронте 18 000 русских противостояли 45 тысячам [61], есть разные подсчеты относительно фронта от 40 до 52 тыс. Краснов отмечал томительное ожидание вражеского наступления и угнетающую директиву не принимать бой, только задерживать неприятеля и отступать. Японцы начали первую атаку после безлунной ночи 17 апреля. Согласно аттестации, боевое крещение Краснов принял в апрельской рекогносцировке у Куандесяна, а у деревни Дону он даже командовал авангардом [34].

В бою под Тюренченом был ранен священник Стефан Щербаков, шедший с крестом во главе Восточного отряда (за что пожалован орденом св. Георгия 4-й ст.). Против 36-тысячной армии барона Куроки генерал Засулич имел 6000. Его шесть батальонов против 32-х японских сражались 10 часов, и впечатлили Куроки своим геройством.

11-й и 12-й Восточно-Сибирские стрелковые полки Куроки принял за 2 дивизии и был поражен, узнав после боя о числе врага. Русские потери составили около 2 200 (или около 2 400) солдат и офицеров. Заканчивая отдельное повествование о сражении на Ялу, Краснов пишет о павших героях: «Да не умрут в памяти Родины их подвиги и страдания! Да не забудется и высокий подвиг полковника Лайминга с его смелым 11-м Восточно-Сибирским стрелковым полком, твердо помнившим великую заповедь Христову: больше сея любве никто не имат, да кто душу свою положит за други своя…» За участие в этом бою Краснов заслужил орден Святой Анны 4-й степени «За храбрость». При всем этом, японцы перешли через границу реки Ялу, и русские отступали, согласно директиве командующего маньчжурской армией Куропаткина. Тогда как публика на другом краю России с самого начала войны критиковала его, погибший В. В. Верещагин имел другое мнение: «Берегите Куропаткина, как зеницу ока, хотя бы по той причине, что другого такого Куропаткина нет» [88].

Многое можно было поставить в упрек Русской Армии, но, зная военную историю, можно найти все то же самое, без предумышленной политизации, в любой войне. По-настоящему беспристрастный просмотр истории войн дает четкое представление, что в любой войне по обеим сторонам оказываются «бездарные генералы», «недальновидные распоряжения», непредусмотрительность и неподготовленность. Исключения бывают разве что у недолговечных милитаристских режимов, но не у тех, чье основное содержание государственной жизни не военное, а мирное и творческое. Примеры тому мы найдем в тщательном разборе европейских колониальных войн, крымской, японской, Первой, Второй мировой — по обеим сторонам фронта, ведь всегда готовятся к прошлой войне, если готовятся вообще. Например, если политизация Истории заставляет восхвалять прогрессивную Европу по сравнению с «отсталой» Россией Николая I, то при тщательном рассмотрении подетально, оказывается, например, что «вооружение и у англичан, и у французов было хорошее, хотя у англичан усовершенствованные ружья были более равномерно и повсеместно распространены, чем у французов. Что было плохо у англичан — это военное невежество, неподготовленность к новой войне. Они остались при приемах XVIII в. Офицеры были кастой, покупавшей за деньги (и за большие деньги) свои офицерские патенты, специальная военная их подготовка в подавляющем большинстве случаев была равна нулю. Храбрость офицеров, хладнокровие их в опасных случаях были на большой высоте, но тем более было жаль французским генералам, что и офицеры, и солдаты английской армии часто гибнут от полной военной безграмотности своего начальства» [77]. Напомню, реальную выслугу лет в России потребовал Павел I, задолго до середины девятнадцатого века. А вот как писали сами англичане: «Когда событие, которое Чарльз Непир так давно предвидел, в самом деле произошло, когда вызывающее поведение самодержца наконец вынудило нас воевать, эта война застала наш флот в состоянии неподготовленности, которое он так часто предсказывал. Правда, в наших гаванях в то время было много великолепных судов, но эти суда были неподходящего типа для имевшегося в виду предприятия, а когда при самых напряженных усилиях они наконец были подготовлены к отплытию, — то да позволено будет спросить: где же моряки, которыми должен был быть снабжен этот превосходный флот? Эти суда были пустыми бараками без солдат, с которыми, по одному случаю, сэр Чарльз Непир так удачно сравнивал их» (генерал-майор Эллис Непир). «Неудача в Крымской кампании была злостно преувеличена русской интеллигенцией», — писал профессор Зызыкин. Вся объединенная Европа не смогла взять Севастополь, только Южную часть города. «Но надо же принять во внимание отдаленность военных действий от центра при отсутствии железных и всяких других дорог. Так что русские успели выставить только 110 000 ч. при наличии 170 000 союзных войск, при правильном морском подвозе».

Даже при давней тенденции к очернению русского облика, европейской прессе приходилось признавать высокие качества Русской Императорской Армии. Корреспондент газеты «Дейли Ньюс», сопровождавший «английские войска в Крыму, описывает сосредоточение английского экспедиционного корпуса в Варне, десант его в Евпатории, сражение при Альме, обложение Севастополя, давая несколько иной облик Николаевской России, чем тот, который полагалось изображать по надолго упрочившейся интеллигентской формуле.

На каждом шагу он изображает неумелость, невероятную небрежность, нераспорядительность, неподготовленность военных и гражданских английских властей. Он пишет о потрясающем отсутствии какой-либо санитарной организации. На поле сражения при Альме, в свежую сентябрьскую ночь, погибали без всякой помощи тысячи раненых английских солдат. С горестью добавляет английский автор, что помощь эта была бы оказана им, если б поле сражения осталось за русскими, имевшими в своем распоряжении надлежащую военно-медицинскую силу. Мы, русские, казались автору образцом умелости, толковости, ловкости, благоразумия и заботливости. Всякий раз, когда он негодовал на беспорядок среди англичан, он всякий раз противопоставлял ему русский порядок. Ведь русские на его собственных глазах создали совершенно из ничего могущественную крепость и защищали ее не только с великим мужеством, но и с огромным искусством» [28]. Кроме Кавказа, на котором приходилось удерживать 200-тысячную армию, огромное количество войск оттягивала опасность австрийского нападения и даже прусского, а также балтийского десанта. В 1855-м г. целых 300 000 солдат были сосредоточены в защиту Финляндии, столицы, Курляндии и русского Севера. Обе Балтийские кампании англичан, 1854 и 1855, закончились полным провалом, ничего не принесла атака на Петропавловск-на-Камчатке [77].