Музейный артефакт - Данил Корецкий

В целом, пациенты были довольны настолько, насколько один человек может быть доволен другим, а ведь люди всегда недовольны друг другом. Но страждущих приходило много, так что прием приходилось вести с утра до вечера.

Не обошлось без странных происшествий.

Когда стало смеркаться, невесть откуда появились большая сова и летучая мышь. Вначале они кругами летали над остатками очереди, а потом неожиданно яростно спикировали на пациентов, вцепляясь когтями им в волосы. Сова крепким изогнутым клювом расклевала лица книжнику Моше и земледельцу Натану, а летающий нетопырь впился мелкими острыми зубами в шею виноградаря Дорона и, по утверждению пострадавшего, высосал не меньше стакана крови.

Началась паника, люди с криками бросились врассыпную. Появившиеся стражники принялись швырять камни, а Порций даже выстрелил несколько раз из лука. Наконец, нападающих удалось прогнать. Причем Моше клялся, что сова была насквозь пронзена стрелой, но летела ровно и уверенно, как ни в чем не бывало.

Когда об этом рассказали Кфиру, он помрачнел и надолго задумался. Делал ли он что-нибудь еще, никто не знает, но больше агрессивные твари не появлялись.

Жизнь вошла в свою колею, Ави, казалось, был доволен своим новым положением – одного из главных лекарей города.

Правда, через месяц Бенцион Бен Ариф, принимая семью зятя в своем доме, отозвал его в сад и во время прогулки сказал:

– Тебе надо подумать о продвижении моего племянника. Он же не может всю жизнь лечить бедняков. Будет хорошо, если ты передашь ему часть своих пациентов…

Ярость ударила в голову Кфира. Это уже наглость! Бессовестно обирать родного зятя в пользу племянника! Но ссориться с могущественным тестем не входило в его планы.

Пауза затягивалась. Кфир поймал острый, настороженный взгляд тестя. И, смирив гнев, покорно кивнул:

– Я и сам собирался это сделать. Работы много, и если разгрузиться, я смогу больше внимания уделять детям…

Острота во взгляде Бен Арифа пропала, черты лица смягчились.

– Ну, вот и хорошо! Больных много, на всех хватит…

Расчувствовавшись, он обнял Кфира, прижал к груди и троекратно облобызал. И хотя тот не чувствовал ответных теплых чувств, но не противился.

– Кстати, – разжав объятия, сказал Бен Ариф. – Вчера префект Клавдий рассказал, что тайная стража задержала женщину с иудитским крестом. И она оказалась дочерью того чернокнижника, у которого ты жил несколько лет!

– Зусу?! – не сдержавшись, воскликнул Кфир. – Что с ней?!

– Как что? – удивился секретарь синедриона. – Разве не по твоей просьбе прокуратор приказал искоренить их всех? Это была последняя иудитка! Клавдий специально просил порадовать тебя этим известием. Э-э, да ты побледнел! Неужели лучшему лекарю самому нужна помощь? Тогда я позову Ави…

Под строгим взглядом тестя Кфир плеснул в лицо водой из фонтана и постепенно пришел в себя.

– Вижу, известие тебя не обрадовало? – в упор спросил Бен Ариф.

– А разве это радостное известие? – резче, чем когда-либо в общении с тестем, отозвался Кфир. Ярость снова проснулась в его сердце и изо всех сил рвалась наружу. Он с трудом сдерживался. – Зуса не имела никакого отношения к иудитам!

Бенцион Бен Ариф грозно выпятил нижнюю губу.

– Тебя трудно понять! – недобро сказал он. – Но кто цепляется за прошлое, тот не преуспеет в настоящем! Подумай над моими словами!

Он ушел, оставив зятя одного на тщательно выметенной аллее среди пьяняще пахнущих магнолий и олеандров.

Кфир тронул перстень.

– Пусть он сломает себе шею! – тихо выдохнул он. Металл нагрелся, лев послушно рыкнул. Ярость прошла, как проходит голод, получив хорошую и обильную пищу.

Где-то невдалеке заиграла нежная, спокойная музыка, способная расслабить напряженную душу. Как завороженный, он двинулся на эти умиротворяющие звуки. На площадке перед входом в дом Шимончик и Сарочка под присмотром служанки перебрасывались мячом. Завидев отца, они оставили игру и бросились навстречу. Потискав маленькие теплые тельца, Кфир окончательно успокоился и зашел в дом.

Эсфирь с матерью сидели на низких мягких табуретках в просторной гостиной, зачарованно слушая знаменитых греческих музыкантов, недавно прибывших в Ершалаим и наперебой приглашаемых в знатные дома. Красивая девушка с копной густых блестящих волос играла на невеле[23], двое мужчин постарше – на цитре[24]и флейте. Все трое были облачены в белые накидки, контрастирующие со смуглой кожей.

– Присаживайся с нами, Кфир, – тихо, чтобы не спугнуть музыку, предложила теща. Эсфирь с улыбкой кивнула и подвинулась, освобождая место.

«Интересно, знают ли они, что Бенцион гнет меня в бараний рог?» – подумал Кфир, покачав головой и проскальзывая мимо – в кабинет.

Бенцион с Ави увлеченно играли в кости.

– Извини мою резкость, отец! – смиренно обратился он к Бен Арифу. – Просто я целый день провел на солнце и перегрелся…

– Я не сержусь, Кфир! – слегка улыбнулся тесть. – Я ждал тебя, чтобы порадовать племянника доброй вестью: Ави, мальчик мой, Кфир благородно согласился передать тебе половину своих наиболее уважаемых пациентов!

– Это кстати, мне уже надоели безденежные оборванцы, – сказал Ави, увлеченно выбрасывая кости.

– Мы отправляемся домой, что-то я переутомился. – Кфир повернулся и вышел из кабинета. Бенцион не пошел его провожать, очевидно, игра с племянником была для него важнее.

А через месяц секретарь синедриона Бенцион Бен Ариф упал с высокой веранды собственного дома и сломал шею.

Ершалаим,

109 год н. э.

– Пусть заходит тот, кто страдает сердцем! – объявил целитель, расправляя складки белого халата. Это был сорокадвухлетний мужчина с круглым лицом и карими глазами, внимательный взгляд мог узнать в нем ученика Кфира по имени Ави. Правда, теперь щеки его отвисали, некогда густые длинные волосы перестали виться и поредели, а на темени образовалась приличная лысина. Зато он отпустил светлую бородку, которая по замыслу должна была придавать ему солидность, но на самом деле выглядела несерьезно и неряшливо.

Ави принимал больных в доме своего отца Эльмуда. Приемную он оборудовал точно так же, как у Кфира, заклинания использовал те, которым научился у Кфира, даже слова и манеры полностью повторяли слова и манеры Учителя. И пациентов ему передал Кфир. Больше того, наиболее сложных больных по-прежнему лечил Кфир. Правда, Ави все реже и реже призывал на помощь своего Учителя, и такая самоуверенность иногда приводила к печальным результатам. И хотя все врачеватели помнили ужасный конец Мар-Самуила, Ави самонадеянно не примерял его пример на себя.