Кукла - Эд Макбейн

– Дочери все должно было перейти только в том случае, если бы муж умер раньше Тинки. В этом случае предусматривалось назначение опекуна, который бы распоряжался имуществом до совершеннолетия Энни.

– А Дэннис был об этом в курсе? – спросил Мейер.

– Понятия не имею.

– У него была копия завещания супруги?

– Не знаю. Лично я ему ничего не посылал.

– Сколько копий завещания вы отправили Тинке?

– Две. Оригинал находится у меня в офисе в сейфе.

– Это она сама попросила отправить ей два экземпляра? – спросил детектив.

– Нет. Просто в нашей компании при составлении завещаний мы поступаем именно так. Отправляем клиенту два экземпляра. Подавляющее большинство один экземпляр оставляет дома, чтобы в случае необходимости было с чем свериться, а другой кладет в банковскую ячейку. У нас, по крайней мере, именно так.

– Мистер Садлер, мы тщательно обыскали всю квартиру Тинки, но никакого завещания там не нашли.

– Что ж, она вполне могла его отправить бывшему мужу. Ничего необычного в этом я не вижу.

– Да? – удивленно поднял брови Мейер.

– А почему бы нет? Они, знаете ли, в хороших отношениях. Ну и, кроме того, не будем забывать, что единственным наследником назван именно он. Полагаю, что Тинка хотела его об этом известить.

– Занятно, – задумчиво произнес детектив. – И много она оставила мужу?

– Ну, во-первых, нельзя забывать о картине.

– Какой картине?

– Я о Шагале, – пояснил адвокат.

– Я вас не понимаю.

– Я говорю о картине работы Шагала, – промолвил Садлер. – Тинка ее купила много лет назад, когда только начала зарабатывать серьезные деньги в модельном бизнесе. Думаю, сейчас она стоит около пятидесяти тысяч долларов.

– Внушительная сумма.

– Согласен. – Надев спортивные шорты, Садлер принялся натягивать черные перчатки, всем своим видом давая понять, что хотел бы побыстрее выйти на поле.

Мейер притворился, что ничего не замечает.

– А что скажете насчет остального имущества? – спросил детектив.

– А больше у нее ничего не было.

– Как так? – изумился Мейер.

– А вот так. Единственной по-настоящему дорогой вещью была картина Шагала. Остальное – мебель, кое-какие украшения, одежда, личные предметы. Ничего серьезного.

– Давайте начистоту, мистер Садлер, – нахмурился Мейер. – Насколько я понимаю, Тинка Сакс зарабатывала в год около ста пятидесяти тысяч долларов. И вы утверждаете, что из всего имущества, оставшегося после ее смерти, единственной стоящей вещью является картина Шагала, цена которой пятьдесят тысяч?

– Именно так.

– И как вы это объясните?

– Никак. – Садлер развел руками. – Я же состоял при ней адвокатом, а не финансовым консультантом.

– Хорошо, и в этом самом качестве – адвоката – вы просили ее при составлении завещания указать все имеющееся в ее распоряжении имущество?

– Естественно.

– И что она указала?

– Только то, что я вам сейчас перечислил.

– Когда вы составили для нее завещание?

– Окончательная версия была готова к двадцать первому марта. Именно эта дата и стоит в документе.

– К двадцать первому марта? – переспросил Мейер. – Вы хотите сказать, что дело было в прошлом месяце?

– Совершенно верно.

– Как вы думаете, почему она вдруг решила его составить?

– Понятия не имею, – развел руками адвокат.

– Может, ее беспокоило состояние здоровья?

– Она мне не казалась больной. Нет-нет, – Садлер покачал головой, – со здоровьем, по крайней мере чисто внешне, у нее все было в порядке.

– Ее ничего не тревожило? Не могла она подозревать, что с ней что-то случится?

– Пожалуй, нет, – задумчиво произнес адвокат. – Я бы сказал, что она была очень напряжена. Но встревоженной или напуганной я бы ее не назвал.

– А почему она была напряжена?

– Не знаю.

– Вы ее об этом спрашивали?

– Нет, не спрашивал. Она пришла ко мне с просьбой составить завещание. Я его и составил.

– Скажите, – Мейер провел рукой по лысой голове, – а раньше, до составления завещания, вам приходилось оказывать ей услуги юридического характера?

– Да. Когда-то у Тинки был дом в округе Мэвис. Потом она решила его продать. Я занимался оформлением бумаг.

– И когда это было? – прищурился детектив.

– В прошлом октябре.

– Сколько она получила за дом?

– Сорок две тысячи пятьсот долларов, – не задумываясь ответил Садлер.

– А она сама его приобретала в кредит?

– Да. Пятнадцать тысяч ушло на его окончательное погашение. Остальное досталось ей.

– Получается… – Мейер замялся, вычитая в уме. – Получается, что в итоге от продажи дома она получила двадцать семь тысяч пятьсот долларов?

– Именно так.

– Наличными?

– Да.

– И куда делись эти деньги, мистер Садлер? – поинтересовался детектив.

– Именно этот вопрос я задал, когда мы начали работать над завещанием. Меня, видите ли, беспокоил вопрос о налогах за сделку купли-продажи, ну а кроме того, мне было необходимо узнать, кто унаследует деньги, вырученные за дом. Однако она сказала, что все деньги уже потратила. На личные нужды.

– Потратила? – вытаращил глаза Мейер.

– Да. – Садлер пожевал губу. – Мистер Мейер, я прихожу сюда только два раза в неделю, а временем своим я очень дорожу. И надеялся…

– Прошу меня извинить, я вас задержу еще совсем ненадолго. Я просто пытаюсь понять, что Тинка сделала с полученными за дом деньгами. По вашим словам, от этой суммы к моменту ее смерти не осталось даже ломаного гроша.

– Я всего-навсего пересказываю вам то, что услышал от нее. Она сама составила список своего имущества, а я лишь внес его в завещание.

– Мистер Садлер, вы позволите при случае на него взглянуть?

– Разумеется, – пожал плечами адвокат, – только он у меня в кабинете – лежит в сейфе, а в офис я сегодня больше не собирался. Если вы сочтете возможным заглянуть ко мне утром…

– Я надеялся увидеть его, прежде чем…

– Я уже пересказал вам его содержание и, уверяю вас, ничего при этом не утаил, – перебил Мейера Садлер. – Еще раз повторюсь – я был ее адвокатом, а не финансовым консультантом.

– Кстати, а такой консультант у нее был?