Стареющая жена генерала дракона - Кристина Юрьевна Юраш

тетушке.

— Я очень благодарна вам. Хоть мы и были не близко знакомы, я чувствую, что вы были хорошим человеком. Правда, петь вы совершенно не умели. Но разве это делает человека хуже? Ни в коем случае.

Я вздохнула и вышла из сумрака склепа, чтобы направиться в дом.

Войдя в комнату, я подошла к зеркалу, посмотрела на свое отражение, на коробки с платьями.

— Или он что думает? — усмехнулась я. — Я не догадалась? Не догадалась, что он согласился. А теперь просто делает вид, что не думает о сделке? Хотя на самом деле только о ней и думает?

Так прошла почти неделя! Я шутки за завтраком. Случайные и не случайные прикосновения. Я чувствовала, словно это какая-то игра. И самое страшное, что мне она начала нравиться.

Глава 45

Вздохнув, я попила чай и улеглась спать, оставив розу на столе. Но перед сном я смотрела на нее так, словно она должна была дать мне ответы на мои вопросы.

— Только все это не умаляет того факта, что мне это приятно, — наконец-то созналась я сама себе. — Кто-то на верном пути. Жаль, что ему приходится переступать через себя, чтобы ухаживать не за юной девой, а за мной.

Утро встретило меня мягким светом, пробивающимся сквозь тяжёлые шторы. Я лежала, погруженная в полудрёму, когда внезапный стук в дверь разорвал тишину. Моё сердце замерло, а затем забилось быстрее. Служанки, привыкшие к раннему подъёму, уже суетились в комнате, распаковывая платья. Их движения были точными и слаженными, словно они исполняли какой-то древний ритуал.

Я наблюдала за ними, за их ловкими руками, скользящими по мягким тканям. Шёлк, кружева, оттенки бордо и тёмного изумруда — всё это было частью моего мира, частью моей жизни, моего возраста.

Нет, у возраста были и свои плюсы. Я обожала тяжёлые дурманящие духи, которые не веют юностью и свежестью, а обволакивают собеседника сладкой аурой, словно беря его в плен. Мне нравились платья, которые не шепчут кружевом и юбками о скромности владелицы, которые вынуждены своим шуршанием говорить за нее, пока та то краснеет, то бледнеет. Мне нравились платья, которые молчат, как скромный дворецкий, застывший в углу в поклоне.

Я с улыбкой провела рукой по бархату, который говорил сам за себя, давая право говорить хозяйке за себя.

Я смотрела на них.

На эти шелка, кружева, оттенки бордо и тёмного изумруда.

И вдруг поняла: он не просто согласился.

Он готовится. К сделке.

К моей смерти. К своей свободе.

— Бедный дракон, — прошептала я. — Не повезло тебе. Только я — не богатая. Я — единственная, кто может умереть за тебя. И ты — единственный, кто может сделать меня… живой.

Словно в подтверждение моим мыслям, я услышала музыку. Красивую мелодию, которая наполняла дом звуками. Все вокруг словно оживало, наполняясь новым смыслом.

Мелодия была полна страсти, переживаний, волнений, она словно что-то хотела сказать, пыталась достучаться до сердца, ворваться в него и завладеть навсегда.

Никогда не любила фортепиано. С самого детства, когда меня тащили, как на буксире, к строгой тете Люде, дающей уроки игры всем желающим. Тетя Люда не любила детей. Она считала, что цветы на подоконнике лучше, чем дети в сто раз. Но вынуждена была зарабатывать частными уроками. И для меня все это превратилось в пытку. Настроение портилось еще до того, как мы переступали порог ее скромной квартиры с запахом старых и пыльных книг.

Но сейчас мне нравилось. Очень нравилось. И я слушала, понимая, что мелодия будит в сердце какие-то давно забытые чувства, как вдруг я услышала странный звук. Словно кто-то после долгого вступления решил спеть.

Но лучше бы он этого не делал!

— Нет, — поежилась я, слыша жуткие завывания. — В нем много талантов, но петь он явно не умеет! За такую серенаду под окном хочется вылить на него ведро воды. Да что там ведро! Мартовским кошкам дать заслуженного артиста! Будто его голосовые связки — это два куска провода, которые кто-то соединил с помощью гаечного ключа.

Я все понимаю, но надо будет завтра намекнуть ему о том, что петь вовсе не обязательно. Что с его красотой можно и не петь вовсе. Просто играть.

Осталось придумать, как это сделать максимально деликатно.

Глава 46. Дракон

Я не справлялся. Нет, не с проклятием, не с прошлым, не с тростью, забытой у двери. Я не мог справиться с ней. С Джолин. С её платьем, шуршащим, как скандал, с её голосом... Нет, с голосом — это отдельная история. Низковатый, чуть хрипловатый голос только усиливал желание.

Я понимал, что это просто страсть. Внезапно ослепившая меня от мысли, что рядом красивая женщина. Я не видел в ней любви. Страсть, словно красный занавес, прятала всё.

Я шёл по коридору, как в тумане.

Маска — на лице. Перчатки — на руках. Но внутри всё трещало по швам.

Я думал о её руке под моей перчаткой. О том, как её сердце билось под пальцами.

Это и было началом конца.

Я не мог больше ходить.

Не мог молчать.

Не мог думать.

Мне нужно было выпустить это.

И тогда я увидел его.

И тогда я увидел его — рояль. Он стоял в дальнем углу библиотеки, скрытый тяжёлой шторой, как забытый грех. Я никогда не прикасался к нему, никогда не слышал его звуков.

Старинный.

С пожелтевшими клавишами.

Каждая клавиша, каждая трещина на крышке, как морщины на старом лице, рассказывали свою историю, полную печали и радости, боли и счастья.

Я ни разу не играл на нём.

Но я знал, что он должен звучать.

Я подошёл.

Снял перчатку.

Медленно.

Как будто снимал кожу.

Потом — другую.

Положил их на край стола, как два чёрных листа.

Подошёл к роялю.

Коснулся крышки.

Холодная.

Следы пыли.

Я открыл её бережно, как будто боялся разбудить спящего зверя.

Рояль молчал, как всегда, но я знал: он ждал, оскалившись жёлтыми клавишами, словно старик, улыбнувшийся пожелтевшими зубами.

Я сел.

Выпрямился.

И положил руки на клавиши.

Сначала была тишина — густая, как вода в глубоком колодце. Потом раздался первый звук — низкий, глубокий, как стон из-под земли. Он вырвался из моих пальцев, словно я пытался изгнать из себя боль, что терзала мою душу.

Я начал играть, но не мелодию и не произведение. Я