Пять ночей у Фредди: Ужасы Фазбера. В бассейн! - Скотт Коутон

– Элеанор! – снова позвала она. Её челюсть стала жёсткой, так что говорить уже тоже было трудно. Даже имя Элеанор уже прозвучало скорее как «Э-но».

Может быть, девушка-робот прячется от неё специально. Может быть, это такая шутка или игра. Она посмотрела на высокий, до потолка, шкаф, стоявший у дальней стены гаража. Хорошее место, чтобы спрятаться. Из последних сил она схватилась за ручку дверцы шкафа и потянула её на себя.

На неё обрушилась целая лавина. Прозрачные пластиковые пакеты разного веса и размера посыпались на пол, приземляясь с тошнотворными глухими ударами.

Сара посмотрела на пол. Поначалу она даже не поняла, что́ же видит. В одном пакете лежала человеческая нога, в другом – рука. Эти части тела не принадлежали взрослому человеку и явно не были результатом несчастного случая. На дне пакетов собралась кровь, но конечности были отрезаны аккуратно, словно поработал хирург. Ещё один пакет, с окровавленными, похожими на змей кишками и чем-то похожим на печень, соскользнул с полки и приземлился на пол с влажным шлепком.

Откуда в её гараже расчленённое человеческое тело? Сара ничего не понимала, пока не увидела маленький пакетик с очень знакомым носом в форме картошки. Она закричала, но звук, который она издала, больше напоминал визг автомобильных тормозов.

Позади послышался металлический звонкий смех.

Нижняя часть тела Сары уже почти не двигалась, но она заставила себя развернуться к Элеанор.

– Я исполнила твоё желание, Сара, – сказала девушка-робот и снова захихикала. – А в обмен…

Сара заметила кое-что, чего раньше на Элеанор не было – кнопка в форме сердца чуть ниже шеи Элеанор. Она выглядела так же, как медальон Сары.

Элеанор ещё раз засмеялась, потом нажала кнопку. Она задёргалась и задрожала, потом вдруг стала меняться; серебряная краска превратилась в розоватую человеческую кожу. Через несколько мгновений она превратилась в точную копию Сары. Старой Сары. Настоящей Сары. Сары, которая, если подумать, не так уж и плохо выглядела. Сары, которая слишком много времени уделяла беспокойству из-за внешнего вида.

Эбби была права. Во многом права.

Элеанор натянула пару старых джинсов Сары, один из её свитеров и кроссовки.

– Что ж, ты исполнила мои желания, – сказала Элеанор, улыбаясь улыбкой прежней Сары. Она нажала кнопку открытия гаража. Комнату залил свет; Элеанор-Сара помахала ей и вприпрыжку выбежала на солнце.

Уши Сары заполнил оглушительный звон и лязг. Она не могла контролировать свои движения. Ржавые металлические запчасти начали отваливаться от неё и падать на пол. Она разваливалась на глазах, превращаясь в уродливую кучу хлама, отвратительную, бесполезную груду мусора, которую выбросят и забудут. В старом зеркале, стоявшем у стены гаража, она увидела себя. Она больше не была красивой девочкой, да и вообще девочкой. Она вообще не была человеком. Сара превратилась в ржавую, старую кучу хлама.

Ей стало грустно, потом страшно. А потом она больше ничего не чувствовала.

– О, это же Милли Фитцсиммонс! – послышался низкий, громкий голос. В темноте трудно было понять, откуда он доносится, но казалось, что он звучит повсюду вокруг. – Милли-Дурилли. Милли-Льдышка. Холодная готесса, которая всегда мечтала о смерти. Я прав?

– Ты кто? – резко спросила Милли. – Где ты?

Над ней появилась большая пара ужасающих синих глаз. Они закатились внутри полой головы и посмотрели прямо на неё.

– Я прямо здесь, Милли-Дурилли. Или лучше будет сказать, что это ты прямо здесь. Ты в моём животе. В чреве зверя, если можно так выразиться.

– Значит… ты медведь?

Милли что, заснула, забравшись в старого робота, и теперь видит сон? Это как-то уже слишком странно.

– Можешь считать меня другом. Другом по гроб жизни. Нам нужно только решить, насколько быстро наступит этот «гроб жизни».

– Я… я не понимаю.

Внутри вдруг показалось очень тесно. Она дёрнула дверцу, но та не поддалась.

– Скоро поймёшь, Милли-Льдышка. Вы, готические барышни, меня очень смешите… одеваетесь как профессиональные плакальщицы, всё время такие серьёзные. Целыми днями мечтаете о Смерти, словно Танат – это певец в какой-нибудь попсовой группе, а не бог смерти, и когда вы познакомитесь, это будет любовь с первого взгляда. Что ж, счастливого Рождества, Милли! Я исполню твои мечты. Вопрос не в том, познакомишься ли ты с ним. Вопрос – когда это случится.

Что происходит? Она точно не спит. Она что, сошла с ума, погрузилась в безумие, как персонаж рассказа Эдгара По?

– Я… я хочу отсюда выбраться, – проговорила она тихим, дрожащим голосом.

– Глупости! – воскликнул голос. – Ты останешься здесь, в этом уютном уголке, и мы решим, как именно устроить твоё свидание мечты со Смертью. Решение за тобой, но я с огромным удовольствием предложу тебе несколько вариантов.

– Вариантов, как умереть?

Милли почувствовала в горле холодный металлический вкус страха. Фантазии о смерти – одно дело, но это всё оказалось слишком реальным.

Милли. Какое глупое имя. Её назвали в честь прабабушки, Миллисент Фитцсиммонс. Но Милли – это ведь не имя, которое дают настоящему человеку. Кошке или собаке – может быть, но не человеку же.

Чёрную кошку Милли звали Аннабель Ли, в честь мёртвой красавицы из стихотворения Эдгара По. Да, даже у кошки Милли имя было лучше, чем у неё самой.

Но с другой стороны, подумала Милли, понятно, почему родители придумали такое нелепое имя. Она их очень любила, но они и сами были нелепыми во многих отношениях – ветреные и непрактичные, из тех людей, что даже не задумываются, как трудно будет в начальной школе девочке, чьё имя сначала срифмуют с «Милли-Ванилли», а потом превратят это в «Милли-Дурилли». Родители скакали с работы на работу, от одного хобби к другому, а сейчас, похоже, ещё и из страны в страну.

Летом отцу Милли предложили на год поехать в Саудовскую Аравию работать учителем. Мама и папа дали ей выбор: поехать с ними («Это будет приключение!» – всё повторяла мама) и учиться на дому, или на год переехать к чудаковатому дедушке и пойти в местную старшую школу.

В общем, и так плохо, и так нехорошо.

После долгих плачей, криков и обид Милли наконец решила, что лучше будет всё-таки жить с чудаковатым дедушкой, чем ехать в другую страну с благонамеренными, но совершенно ненадёжными родителями.

И вот теперь Милли жила в странной маленькой комнатке большого, странного дедушкиного викторианского особняка. Пришлось признать, что жить в старом многокомнатном 150-летнем доме, где уж точно когда-то кто-то умер, – не такая и плохая идея. Единственной проблемой было то, что дом до потолка завален дедушкиным хламом.