Тайна гибели Бориса и Глеба - Дмитрий Боровков

Так, по крайней мере, представляет положение дел летописец, создавший образ амбициозного князя-авантюриста. Лишним подтверждением этому является то обстоятельство, что предложение Мстислава было принято в Новгороде не сразу, а лишь в 1026 г., когда «Ярослав собрал воинов многих, и пришел в Киев, и заключил мир с братом своим Мстиславом у Городца. И разделили по Днепру Русскую землю: Ярослав взял эту сторону, а Мстислав ту». Мы не знаем подробностей достигнутого соглашения, как не знаем и того, в каком именно месте происходила встреча князей — в Городце под Киевом или в Городце Остёрском. Однако в любом случае Городецкий мир, положивший конец состоянию политического коллапса в «Русской земле», являлся вполне закономерным финалом войны за наследство Владимира.

По сути дела, это было первое соглашение о разделе сфер влияния между представителями. правящей династии. Считается, что с этого момента можно говорить не только о рассредоточении «политических функций между двумя центрами „Русской земли“ — Киевом и Черниговом, которые теперь вместе управляли огромной страной», но и о «первых признаках зарождения на Руси коллективной формы правления, в данном случае системы дуумвирата» (П. П. Толочко). А. С. Щавелев высказал мнение, что переговоры в Городце способствовали зарождению в политической культуре Руси традиции княжеских съездов («снемов»), которые являлись достаточно эффективным средством разрешения междоусобных конфликтов со второй половины XI в. вплоть до монгольского нашествия.

«Городецкий компромисс» рассматривается в исторической литературе как временное явление, однако при этом почти не учитывается, что до 1033 г., когда умер сын Мстислава Евстафий, существовала перспектива наследственного раздела власти между двумя линиями потомков Владимира: это создавало Чернигову возможность для превращения в автономию наподобие Полоцка и не могло не раздражать правителя Киева, предпочитавшего большую часть времени проводить в Новгороде (может быть, в соответствии с одним из условий достигнутого соглашения?).

Можно думать, что сотрудничество Чернигова с Киевом одновременно сопровождалось укреплением территориальных связей Чернигова с зависимыми от него в экономическом отношении периферийными областями. На наш взгляд, только таким путем можно объяснить то, что уже через четверть века полянский Чернигов превратился в политический центр Северской земли; более того, до конца XI столетия он был связан и с далекой Тмутороканью.

Власть «дуумвирата» распространялась не только на Среднее Поднепровье, но и на всю территорию древнерусского государства в целом: как свидетельствуют материалы сфрагистики, новгородские посадники этого периода носили на шее подвеску со знаками обоих соправителей. Однако этот порядок оказался недолговечен. В начале летописной статьи 1036 г. сообщалось: «Мстислав вышел на охоту, разболелся и умер. И положили его в церкви Святого Спаса, которую сам заложил; были ведь при нем выведены стены ее в высоту, сколько можно, стоя на коне, достать рукою. Был же Мстислав могуч телом, красив лицом, с большими очами, храбр на ратях, милостив, любил дружину без меры, имения для нее не щадил, ни в питье, ни в пище ничего не запрещал ей. После того завладел всем его владением Ярослав и стал самовластцем в Русской земле».

Конечно, характеристика Мстислава является традиционным для древнерусской историографии штампом, но важность этого события в целом трудно переоценить, так как оно предшествует сообщениям о назначении нового князя и епископа в Новгороде, рождении у Ярослава сына Вячеслава, большой победе Ярослава над печенегами и т. д. Необходимо отметить, что сообщение о постройке Мстиславом церкви Спаса, которая станет усыпальницей черниговских князей (а возможно, и кафедральным собором), послужила основанием для гипотезы об учреждении им епископии (М. Д. Присёлков, Я. Н. Щапов) или даже митрополии (В. Я. Петрухин, А. В. Назаренко), что позволяло ему получить не только политическую, но и церковную независимость от Киева.

Хотя сведения о политике «дуумвиров» скудны, можно полагать, что им удалось достичь определенной координации действий во внешней политике. Никоновская летопись под 1029 г. сообщает о походе Ярослава на ясов, которые обычно являлись головной болью его соправителя — однако значение этого факта в определенной степени снижается тем, что он зафиксирован лишь поздним летописанием XVI в., тогда как ПВЛ отмечает, что в этот год «мирно бысть». На свой страх и риск Ярослав совершал походы в «Чудскую землю» (Прибалтику), где форпостом русского влияния стал основанный им в 1030 г. город Юрьев, получивший свое название в честь небесного покровителя киевского князя — св. Георгия.

Однако нет сомнений в том, что Мстислав помогал брату в возобновившейся борьбе с Польшей. Под 1030 г. ПВЛ сообщает о взятии Ярославом Бельза, в то время как «был мятеж в земле Польской: восстав, люди перебили епископов и попов и бояр своих, и был среди них мятеж», а в 1031 г. «Ярослав и Мстислав, собрав воинов многих, пошли на поляков, и вновь заняли Червенские города, и повоевали землю Польскую, и много поляков привели, и поделили их». Действия «дуумвиров» совпали с очередным династическим кризисом в доме Пястов, о котором рассказывает биограф императора Конрада II Випон: «Вышеназванный Болеслав, герцог польский, умер, оставив двух сыновей — Мешко и Оттона. Мешко преследовал своего брата Оттона до тех пор, пока не изгнал его на Русь, в то время как там он жил жалким образом, [пока не] начал просить милости у императора Конрада, добиваясь его помощи для своего возвращения на родину. Между тем император сделал так, решив, что сам он выступит вместе со множеством [воинов] с одной стороны, с другой же стороны на Мешко нападет его брат Оттон».

Поскольку бежавший на Русь Оттон (которого некоторые исследователи отождествляют с упоминаемым в других источниках Беспримом) вряд ли мог действовать без санкции князя Ярослава, логично предполагать в данном случае координацию русско-немецких действий: хотя партнерам по коалиции удалось в 1031 г. изгнать Мешко и посадить на трон Оттона-Бесприма, отославшего императору, по словам «Саксонского анналиста», «корону, а также прочие регалии, которые незаконно присвоил его брат», успех союзников оказался эфемерным; уже в 1032 г. «Бесприм из-за страшной жестокости своей тирании и, как говорит народ, по наущению своих братьев был убит своими же [людьми]. Мешко тут же вернулся домой; поняв, что всё, что он претерпел, было Божьей карой за его безмерное высокомерие, он отправил к императору [послов] и просил о времени, чтобы он мог явиться и дать достойное удовлетворение. Император принял его милостивее, чем он того ожидал, и разделил королевство, которым тот прежде владел самовластно, между ним и его двоюродным братом Дитрихом; впрочем, [позже] он опять стал править один».

Как бы то ни было, династический кризис 1030-х гг. в Польше способствовал решению проблемы Червенских городов. Таким образом, были ликвидированы негативные последствия событий 1018 г. Как сообщает «Саксонский анналист» под 1039 г.: «В это время Казимир, сын польского князя Мешко, вернулся на родину, охотно был принят поляками и, взяв в жены дочь русского короля, произвел на свет 2-х сыновей — Владислава и Болеслава». Несколько позже был заключен брак между сестрой Казимира Гертрудой-Олисавой и сыном киевского князя Изяславом.