Будь у меня твое лицо - Фрэнсис Ча

– Он, на самом деле, не очень подходит женатым парам. – Агент нахмурился: он явно планировал предложить нам нечто подороже, зная, где работает мой муж.

– Чем дешевле, тем лучше, – ответила я. – Пожалуйста, покажите мне этот офистель.

Так мы и заселились в Цветной Дом, довольные низкой арендной платой. Я привыкла видеть, как девчонки приходят и уходят. Возможно, в прошлом я могла бы быть одной из них. Тогда я бы, вероятно, чувствовала себя такой же свободной, мне бы нравилось быть самостоятельной, жить с соседкой, заказывая лапшу в два часа ночи. И просыпаться одной. И чтобы никто не спрашивал, что я собираюсь делать сегодня.

Вот бы пригласить одну или нескольких девчонок к себе. Но для этого я должна быть кем-то другим. Жаль, я не в силах признаться, что я понимаю их, что у нас много общего. Я бы хотела поделиться с ними своей историей – ведь моя мать тоже бросила меня. Хотя, наверное, мысли о матери и ухудшают мои проблемы со здоровьем.

Забеременеть – не проблема, но все дети внутри меня погибают. Я где-то читала, что выкидыши – это покончившие с собой дети, которые предчувствуют, какое ужасное их ждет будущее. Меня выворачивает наизнанку: они правда скорее предпочтут покончить с собой, чем родиться у меня?

Когда я думаю о матери, то представляю ее богатой непобедимой женщиной, которая всего добилась сама. А еще представляю, как она страдает от одиночества и сожалеет, что однажды бросила своего ребенка. Иногда в людных местах я оглядываюсь в попытках отыскать печальную, хорошо одетую даму в дорогих солнцезащитных очках.

«Я оставила тебя и с тех пор не знала счастья», – говорит она, набравшись смелости и подойдя ко мне.

С другой стороны, вспоминая бабушку, я понимаю, почему мама ушла. Если бы у меня в детстве был твердый характер, я бы тоже сбежала. Но вдруг моя мать где-то здесь? И всякий раз, видя ребенка, вспоминает обо мне?

Я не знала, что все ядовитые слова бабушки – правда. Мне казалось, мама была с папой, когда он работал за границей. А потом он вернулся и признался, что она оставила нас обоих.

Вскоре после несчастного случая с кузеном отец забрал меня у бабушки. Несколько недель она не разговаривала со мной, к тому же перестала кормить. Днями она где-то пропадала, потому что, по ее словам, не могла находиться со мной в одном доме. Я сама варила рис и ела его полусырым.

Но когда приехал отец – нужно отдать ему должное: услышав о несчастном случае, он тут же собрал вещи и оставил как Южную Америку, так и женщину, с которой жил, – бабушка подняла шум. Она визжала, и не давала никому говорить, и прижимала меня к себе, впиваясь ногтями в мою шею. Я вырвалась от нее и побежала к отцу, которого даже не знала, с криками: «Папа, папа».

Он забрал меня в свою новую квартиру в Сеуле и пообещал, что мы оба начнем все сначала. И теперь будем счастливы.

* * *

Перевалило за час ночи, и я снова склоняюсь над унитазом.

Моя утренняя тошнота приходит почему-то ночью – когда муж уже спит. Горло сжимается; то и дело кажется, что меня вот-вот вырвет, но нет. Затем я ощущаю голод, но стоит мне увидеть имеющиеся в доме продукты, как снова подкатывает тошнота.

«Что-то не так, детка? – хочу спросить я, прикасаясь к нижней части живота. – Тебе не нравится мороженое? Лапша?»

Это единственные продукты, которые я могу есть сейчас. Потому-то и выгляжу так, словно я на пятом месяце, а не на втором. Я ношу драпированные, бесформенные платья, пытаясь спрятать живот, но уверена: совсем скоро острые глаза коллег все заметят. Кулаки сжимаются при одной мысли о том, что они скажут, – а еще хуже будет, если я опять потеряю ребенка. Коллеги, конечно, не знали о моих предыдущих выкидышах, но устроили мне настоящий ад за то, что в последний раз я «заболела» на целых три дня.

По профессии я – разработчик нового продукта. Моя непосредственная начальница – незамужняя женщина тридцати семи лет, которой я почти сочувствую всякий раз, когда мы устраиваем тим-билдинги. Что ни ужин – вечно разговоры сводятся к одной теме: почему на ней никто до сих пор не женился?

– А давайте проанализируем несколько теорий о том, почему мисс Чун еще не замужем? – предлагает глава департамента Ли, как только шеф Чо ставит на стол мясо. – Господин Чо, что вы думаете по этому поводу?

И вот, мужчины начинают обсуждать ее рост (слишком высокая), образование (слишком пугающее), личность (слишком сильная), одежду (слишком темная). Они осыпают ее советами о том, как стать привлекательнее (например, «говорить более мило»). Все это время она хихикает и шутит вместе с ними о своих недостатках: «Знаю-знаю, мне и правда нужно смягчить первое впечатление о себе». При этом мисс Чун печально, но широко улыбается. А затем весь вечер отчаянно притворяется, будто все в порядке.

За эту бомбардировку расплачиваемся мы – ее подчиненные. На следующий день она неизменно кричит на нас и заставляет оставаться с ней в офисе до ночи. Она тут вполне счастлива: дома ее никто не ждет. Но даже если бы мисс Чун и не была такой сучкой, ее полная некомпетентность все равно мешала бы мне по-настоящему ей сочувствовать. Она поднимается по карьерной лестнице только по одной причине – вечно торчит в офисе до одиннадцати, а наутро громко афиширует это при всех. Руководство считает ее «преданным сотрудником». У меня же нет ни малейшего желания перерабатывать в офисе компании, относящейся ко мне как к муравью, которого можно легко раздавить каблуком. Но трудоголики и те, у кого нет семей, как раз так и делают карьеру. Возможно, и моя мать из таких?

Знаю, что срок еще слишком маленький и ребенок не может толкаться – или я не могу чувствовать его толчки, – но готова поклясться: под пупком ощущается слабое движение. Положив на живот ладонь, я прислушиваюсь и жду. Вот только чего – не знаю.

– Пожалуйста, останься, – шепчу я. – Прошу тебя, останься.

Я часто задаюсь вопросом: где бы я сейчас находилась, если бы дядя и тетя не решили, что больше не могут меня содержать?

Они, возможно, оставили бы меня в семье, если бы моя кузина Кенхи не была такой умной. Она старше на пять лет, и с пятого класса у нее проявились признаки гениальности. Даже в нашей захудалой школе, построенной среди тростниковых полей, учителя быстро обнаружили это и начали восхвалять Кенхи. Она осуществляла невероятные вычисления в уме. Она рисовала поразительные натюрморты без натуры. Она помнила всех правителей Кореи. Я тоже гордилась одаренной двоюродной сестрой; обожала сидеть под деревом, растущим возле ресторана дяди и тети, и рисовать в альбоме, пока Кенхи рядом делала домашнюю работу. Читая учебник, она сосредоточенно поджимала губы. «Не пачкай свои пальцы», – иногда велела она мне, отрываясь от уроков, ведь уже тогда я полюбила размазывать края рисунков. Больше карандашами я не работаю, но если вдруг берусь за них, то вспоминаю о Кенхи.

Кузина не очень-то уделяла мне внимание. Ее мозг всегда был занят чем-то умным, в друзьях она не нуждалась. Тетю с дядей я тоже мало заботила: они владели фуд-холлом «Такси» для водителей. В ассортименте там были три «антипохмельных» супа и несколько простеньких гарниров. Ресторанчик, возможно, самый дешевый в городе, располагался на краю пестрого цветочного поля. Жили мы в двух комнатах в задней части здания.