Психиатрическая лечебница: На руинах прошлого - Максим Диденко

взгляд, пронизанный сожалением и разочарованием. Но ей меньше всего хотелось, чтобы ее жалели.

— А вот и наша мама, — сказал Артем, видя на пороге квартиры жену. — Хорошо, что ты успела вернуться, еще минута и тебе бы в итоге пришлось ждать меня под дверью. Ты же ключи с собой не брала? Мы уже опаздываем.

— Привет мам, а где ты была? — Никита бросился обнимать ее так, словно не видел целую вечность, напрашиваясь на поцелуй в макушку.

— Не брала, да. Не думала, что задержусь. Ты его отвезешь, да? Сынок, я гуляла. Свежий воздух полезен для здоровья. — Она говорила мягко, в одной тональности, переводя взгляд с мужа на ребенка, будто бы адресуя все свои слова сразу им обоим.

— Да. Кофе и яичница на столе. Только уже остывшие. А что это у тебя?

Он опустил взгляд на достаточно грязную книгу в ее руке, от которой теперь ощущался тонкий запах гари. На свежем воздухе, как и в машине с опущенными стеклами, запаха не ощущалось. Даже в тот день, когда Юля нашла книгу и просматривала рукописные строки, сидя на развалинах бывшего холла лечебницы, ничего не ощутила — настолько была поглощена создаваемой в своей же голове значимостью этой находки.

— Да так… Взяла на работе.

— Ты сейчас ездила в библиотеку? — он сдвинул брови и внимательно посмотрел на нее, потом на книгу и снова на нее.

Она поняла, о чем говорил его вопросительный взгляд, и уже было приготовилась использовать отрепетированный шаблон, но вовремя нашла другой, более разумный способ уклониться от прямого ответа. Обстоятельства как никогда кстати встали на ее сторону:

— Мне кажется, вы уже совсем опаздываете к первому уроку, не так ли? — проговорила она ободряющим голосом, чтобы поторопить события, и опустила взгляд на сына. Никита тут же спохватился, скорчив гримасу удивления вперемешку с испугом, словно актер Маколей Калкин в фильме «Один дома». Схватив Артема за руку, он потащил его по ступенькам вниз, к машине.

Закрыв за мужчинами дверь на замок, она с громким выдохом склонила голову набок, опершись о шкаф, и несколько минут жонглировала всем тем нескромным количеством мыслей, что роились в ее голове с сумасшедшей скоростью: семья, о которой нужно заботиться, хотя больше всего ей хотелось, чтобы позаботились именно о ней, в первую очередь предоставив возможность прекратить отчитываться за свои действия; работа, к которой вскоре придется вернуться, но пусть и дома сидеть ей жутко надоело, возвращаться к бумажной волоките и общению с клиентами ей не хотелось; подруга, задающая слишком много вопросов, что даже из вежливости и переживаний казались ей слишком назойливыми; и в конце концов Аня — младшая глупая сестра, которая почему-то именно сейчас решила не просто якобы взяться за ум, но еще и изрядно подоставать старшую попытками доказать, что в действительности изменилась, будто бы всем не плевать. Все те, кто когда-то переживал о ее состоянии, как физическом, так и моральном, были успешно отвергнуты ею же по причине чересчур завышенной самооценки и эгоцентризма, тесно сплетавшимися с глупостью и жаждой собственного удовлетворения любыми доступными методами. «Все обязаны любить меня, а я никому ничего не должна. Должны лишь мне!»

— Почему просто нельзя оставить меня в покое? — говорила юля. Сперва нашептывая, а повторив эти слова еще несколько раз, вошла во вкус, начиная проговаривать каждое из них с особой выразительностью и паузами между ними, словно пишет их на листе бумаги, разделяя точками вместо пробелов.

Только сейчас, вернувшись в родные пенаты, она ощутила слабость от недостатка сна и усталость. Сложное утро по всем критериям. Сначала жуткое ночное виденье, потом попытки усвоить текст со страниц книги, а вслед за этим еще и взгляд мужа, от которого в грудь больно вонзаются острые иглы непонимания, проникая все глубже. Разговор еще не случился, но его исход ясен изначально. Душа, будто бы зная все наперед, уже набросала эмоций и ощущений от только лишь предстоящего обсуждения результатов ее помешательства на всей этой истории с О’Шемирой, и книгой, и отцом, и лечебницей в целом. Все толстыми слоями стало накладываться одним на другой и нещадно давить что есть силы. Сопротивление бесполезно.

Сжимая пальцы на висках, она пьяной походкой прошла в спальню, бросила книгу на кровать и накрыла покрывалом. По-детски спрятала, только от кого? От мужа, чтобы не лез с расспросами, досаждая нравоучениями, или от себя, чтобы попытаться очистить голову хотя бы от мыслей о прочитанном, если уж все остальные скопом стали беспрестанно атаковать ее голову.

«Может, — все думала она, — давно пора все это выбросить из головы, забыть, как страшный сон, хотя бы попытаться. Игнорировать мысли, не обращать внимания на сны, не терзаться больше виной за содеянное. Мне тысячу раз говорили, что я не виновата, что все это просто происходило вокруг, а я просто оказалась не в том месте и не в то время. Может, и стоит довериться им и попытаться все вернуть, зажить по новой… Но нет же! Это все как наваждение! Я не могу… Не. Могу. Забыть!»

— Мне срочно нужно… черт… — проговаривает она словно в полуобморочном состоянии, затем снимает всю одежду, заходит в ванную комнату и бросает ее в корзину с грязным бельем, оставаясь в одних трусах и с телефоном в руке. Открывает оба крана с горячей и холодной водой, а пока набирается вода, смотрит на себя в зеркало, будто бы выискивая какие-то изменения. Трогает волосы, оттягивает веки и рассматривает белки глаз, испещренные мелкими красными сосудиками, норовившими вот-вот лопнуть, заливая всю глазницу ярко-алой кровью. Уже давно ее глаза на этой тонкой грани. Регулярные слезы, недосыпы и нервы сильно сказываются на самочувствии в целом. Все по-прежнему, если не считать дикой усталости, как физической, так и моральной. Она хотела закрыть глаза, чтобы дать им немного отдохнуть, пока спасительная вода наполняет ее кокон, в котором она спрячется от всех на ближайший час, а может, и больше.

В руке завибрировал мобильник. На экране высветилось сообщение от Артема. Он говорит, что заедет в магазин за бисквитами и спрашивает, не купить ли ей чего-нибудь. Она отвечает, что не отказалась бы от бутылки вина, и что он знает какое именно. Все запасы этого живительного напитка они выпили тогда с Таней. Отправляет, а через пару секунд вновь открывает диалог и дописывает: «Лучше две».

Ванна уже наполнилась до отверстия слива-перелива на стенке у кромки и начала вытекать. Юля, перемешивая рукой, попробовала температуру воды и закрутила краны. Сняла последний элемент гардероба и