Полный курс русской истории: в одной книге - Сергей Соловьев

От времени Ярослава остался его церковный устав, а также первый гражданский правовой документ – Русская правда, дополненная при его детях – Ярославичах.

После смерти Ярослава в 1054 году у него осталось пять сыновей и внук, сын старшего сына Владимира. Кр оме того, в Полоцке сложилась уже своя династия, происходившая от сына Владимира Святого Изяслава. Полоцкая земля была для Ярославичей отрезанным ломтем: там они не могли распоряжаться, и там складывались свои, внутренние отношения. Но, умирая, согласно летописи, Ярослав дал своим детям такое наставление:

«Вот я покидаю мир этот, сыновья мои; имейте любовь между собой, потому что все вы братья, от одного отца и от одной матери. И если будете жить в любви между собой, Бог будет в вас и покорит вам врагов. И будете мирно жить. Если же будете в ненависти жить, в распрях и ссорах, то погибнете сами и погубите землю отцов своих и дедов своих, которые добыли ее трудом своим великим; но живите мирно, слушаясь брат брата. Вот я поручаю стол мой в Киеве старшему сыну моему и брату вашему Изяславу; слушайтесь его, как слушались меня, пусть будет он вам вместо меня; а Святославу даю Чернигов, а Всеволоду Переяславль, а Игорю Владимир, а Вячеславу Смоленск».

И так разделил между ними города, запретив им переступать пределы других братьев и изгонять их, и сказал Изяславу:

«Если кто захочет обидеть брата своего, ты помогай тому, кого обижают».

Иными словами, Ярослав завещал детям соблюдать обычай старшинства, не выпускать землю из рук своего рода и приумножать достояние. Это было чудесное завещание доброго отношения к братьям (а также и к детям братьев и внукам и прочим умножающимся родичам), но оно, как пояснял Соловьев, более возможно только на словах, а не на деле.

«Младший должен был иметь старшего отцом вправду, – писал он, – слушаться его, как отца, старший обязан был любить младшего, как сына, иметь весь род, как душу свою; все права и обязанности условливались родственным чувством, родственною любовью с обеих сторон, родственною любовью между четвероюродными, например. Но как скоро это условие исчезало, то вместе рушилась всякая связь, всякая подчиненность, потому что никакого другого отношения, кроме родового, не было; младшие слушались старшего до тех пор, пока им казалось, что он поступает с ними, как отец; если же замечали противное, то вооружались: „Ты нам брат старший, – говорили они тогда, – но если ты нас обижаешь, не даешь волостей, то мы сами будем искать их“; или говорили: „Он всех нас старше, но с нами не умеет жить“. Однажды старший князь, раздраженный непослушанием младших, приказал им выехать из волостей, от него полученных; те послали сказать ему: „Ты нас гонишь из Русской земли без нашей вины… Мы до сих пор чтили тебя, как отца, по любви; но если ты прислал к нам с такими речами не как к князьям, но как к подручникам и простым людям, то делай, что замыслил, а бог за всеми“, – и прибегают к суду Божию, то есть к войне, к открытому сопротивлению. В этих словах выразилось ясно сознание тех отношений, каких наши древние князья хотели между собою и своим старшим, потому что здесь они противополагают эти отношения другим, каких они не хотят: обращайся с нами, как отец с детьми, а не как верховный владетель с владетелями, подчиненными себе, с подручниками; здесь прямо и ясно родовые отношения противополагаются государственным».

То есть ни князья, ни простой народ не хотели замены родственных отношений более отвлеченными государственными. Именно это, считал он, и мешало созданию государства, где родственные чувства должны отступить на второй план и подпасть под другие юридические нормы. Как бы ни ссорились князья между собой, они понимали, что принадлежат к одному роду, и если возникала угроза, они должны были объединяться. К тому же единство княжеского рода поддерживалось еще тем, что каждому из них устанавливался особый порядок наследования, лестница. Князья не могли быть полноценными владельцами своих земельных угодий, они находились в выделенной им земле только до определенного времени – пока не умирал кто-то из старших, и тогда начиналось перемещение князей из одних земель в другие, по порядку старшинства. Они превосходно знали, какие земли положены им по «возрасту» и на какие они должны будут перейти впоследствии. Самовольно никто не имел права остаться на той земле, где находился. Менялся статус с младшего князя на более старшего, и тот вынужден был переезжать к новому месту жительства и службы.

«Первоначально род состоял из отца, сыновей, внуков и т. д., – поясняет Соловьев, – когда отец умирал, его место для рода заступал старший брат; он становился отцом для младших братьев, следовательно, его собственные сыновья необходимо становились братьями дядьям своим, переходили во второй, высший ряд, из внуков в сыновья, потому что над ними не было более деда, старшина рода был для них прямо отец: и точно, дядья называют их братьями; но другие их двоюродные братья оставались по-прежнему внуками малолетними (внук-унук, юнук, малолетний по преимуществу), потому что над ними по-прежнему стояли две степени: старший дядя считался отцом их отцам, следовательно, для них самих имел значение деда; умирал этот старший, второй брат заступал его место, становился отцом для остальных младших братьев, и его собственные дети переходили из внуков в сыновья, из малолетних – в совершеннолетние, и таким образом мало-помалу все молодые князья чрез старшинство своих отцов достигали совершеннолетия и приближались сами к старшинству. Но случись при этом, что князь умирал, не будучи старшиною рода, отцом для своих братьев, то дети его оставались навсегда на степени внуков несовершеннолетних: для них прекращался путь к дальнейшему движению; отсюда теперь понятно, почему сын не мог достигнуть старшинства, если отец его никогда не был старшиною рода; так понимали князья порядок восхождения своего к старшинству; они говорили: „Как прадеды наши лествицею восходили на великое княжение киевское, так и нам должно достигать его лествичным восхождением “».

Однако бывали случаи, когда «лестница» прерывалась. Если отец-князь умирал, имея сына, то такие земли больше не подлежали переходу, поскольку претендент на киевский стол выбывал из гонки за власть, а его дети на это уже не имели права. Дети считались изгоями, они никогда и ни при каких обстоятельствах не могли стать киевскими князьями. Таким детям выделялись земли, которые закреплялись за ними, на большее они претендовать не могли. Право на Киев утрачивали и дети князя, если он был изгнан со своей земли. Первой такой волостью, выведенной из лестничного порядка, была Полоцкая: полоцкие князья не имели права на киевский стол. Следом за Полоцкой выведенными оказались Галицкая, Рязанская, Туровская волости.

«Линия второго Ярославича, Святослава, известная больше под племенным названием Ольговичей, – пишет Соловьев, – также вследствие известных обстоятельств подверглась было тяжкой для князей участи изгойства, и поэтому самому Черниговская волость принимала было характер особного выделенного княжества, но Ольговичам удалось, наконец, принудить Мономаховичей признать свои права на старшинство, и необходимым следствием этого признания было восстановление родовой общности приднепровских волостей для обеих линий: Ольгович сел в Киеве, а Мономахович – на его место в Чернигове».