Мания - Крэйг Ларсен

Музыка стихла, когда дверь закрылась. Слышалось лишь эхо шагов братьев, которые шли по пустынному побережью к парковке у Пайк Плейс Маркет, где Сэм оставил свою машину. Тьма скрывала подавленность на лице Ника и изумление на лице его брата.

– Возможно, все дело в Саре, – заметил Сэм, когда они подошли к парковке.

Он только что незаметно сунул в карман Нику шестьсот долларов двадцатками и сейчас потирал руки, как будто деньги оставили грязь на его ладонях. Пар от дыхания вырывался из его рта.

– Не знаю. Твоя одержимость ею напоминает мне твои отношения в Мэдисоне. С Элизабет, я имею в виду. Помнишь Элизабет Монро, братишка?

Это были последние слова, сказанные Сэмом.

В уборной «Отеля Гудзон» Ник не отводил глаз от черно-оранжевых найковских кроссовок, видневшихся под серой дверью кабинки. Он поднялся на одно колено. После драки с нищим кружилась голова. Ник довольно сильно ударился, да и это внезапное нападение застало его врасплох. Затылок болел.

Поднявшись на ноги, Ник выжидал, пока незнакомец выйдет из кабинки, и уже приготовился к встрече, когда дверь уборной распахнулась и внутрь ввалились трое нищих, бросившихся к писсуарам и умывальникам. Человек в найковских кроссовках затерялся в толчее, и Ник упустил его из виду. Его рука, закутанная в грязные лохмотья, распахнула дверь, и незнакомец выскочил в коридор, прежде чем репортер успел увидеть его лицо.

Ник должен был увидеть его глаза. Должен был опознать его как убийцу Сэма!

Он направился к двери, но один из нищих, окинув Ника взглядом с головы до ног, толкнул его в грудь. Бродяга понимал, что фотографу не место в приюте.

– Куда торопишься, дружище?

Ник попытался оттолкнуть бродягу, и это привлекло внимание остальных.

– Почем фотик покупал, приятель?

– Что, порезался? – Один из нищих принялся осматривать лицо Ника.

– Дайте мне пройти! – потребовал Ник.

– Где же ты так порезался-то, а?

К щеке Ника потянулась грязная рука.

Он почувствовал, как кровь закипает в жилах. Человек в кроссовках убегал, а эти бездомные не давали ему пройти, и все из-за того, что он не был одним из них! Он с силой оттолкнул ближайшего нищего, и тот ударился о стену, а затем осел на пол, от удивления не успев отреагировать. Двое других отступили на шаг, оценивающе глядя на Ника. Лезвие заточки блеснуло в искусственном свете, и его владелец расхохотался, широко открывая рот. Взглянув ему в глаза, Ник ощутил, как мурашки забегали по коже. Этот человек был безумен, он реагировал на насилие как дикий зверь.

Заточка просвистела рядом с Ником, и сумасшедший завыл. Ярость в душе репортера сменилась паникой. Сделав шаг назад, он уклонился от ножа, однако человек, упавший на пол, схватил его за ногу. Ник попытался высвободиться, но лежавший дернул так, что он покачнулся.

– Отпустите меня! – потребовал он, глядя на человека на полу.

Ник попытался пнуть нападавшего в голову. Тот успел отреагировать, и Ник попал по его рукам, но зато ему удалось высвободиться. Потом он повернулся к двум другим бродягам.

– Убери этот нож к чертовой матери!

Ник и сам поразился уверенности в своем голосе.

Безумец снова разразился высоким смехом и помахал лезвием у Ника под носом.

– Хватай его, Вилли! – крикнул лежавший на полу.

Ник столкнулся с третьим бродягой. До сих пор он не осознавал, насколько огромен был этот нищий: дюйма на три-четыре выше и раза в два тяжелее. Ник, чувствуя, как его охватывает ненависть, попытался просчитать действия противника. Громила сделал шаг вперед и протянул к Нику свои огромные руки. Безумный завопил, и этот звук, эхом отразившись от стен маленькой комнатки, ударил Нику в барабанные перепонки. Снова блеснуло лезвие.

И тут дверь распахнулась. В уборную вошел мужчина в элегантном сером костюме и красном шелковом галстуке.

– Доктор Барнс!

Громила отступил, словно в испуге, хотя Ник и не заметил в нем уважения к доктору.

Лежавший на полу наконец поднялся, а сумасшедший спрятал заточку в карман. В комнате стало так тихо, что Ник услышал шум крови в ушах. Он смотрел на доктора, пытаясь вспомнить, где слышал его имя. Лишь спустя некоторое время он понял, что Сэм говорил о докторе Барнсе в джаз-клубе в ночь убийства.

Врач посмотрел на Ника, и репортер понял, что ему следует убираться отсюда. Ему хотелось поблагодарить Барнса, но он знал, что установленный доктором мир был невероятно хрупок.

– Он принес сюда фотоаппарат, – заявил бродяга с заточкой.

– И толкнул меня, – буркнул другой.

– Я ничё такого не хотел, доктор Барнс, – протянул громила. – Я бы его не тронул.

– Все в порядке, Вилли, – ответил Барнс – И с тобой тоже, Кларенс. – Он повернулся к нищему с заточкой. – Все хорошо, верно?

– Да, – согласился тот.

– Вы в порядке? – спросил Барнс у Ника.

Ник окинул доктора взглядом. За сорок, высокий, ладно скроенный. Врач смотрел на Ника не с тревогой, а с любопытством, пытаясь понять, что тут делает человек с фотоаппаратом.

– Все отлично, – наконец ответил Ник. – Спасибо.

Безумец тихонько забулькал. «Словно голубь гулит», – подумал Ник. Только звучало это почему-то угрожающе. Репортер подавил в себе желание обернуться.

– У тебя голова кружится, Джером? – спросил доктор.

Безумный засмеялся.

– Полагаю, вам лучше уйти, – сказал Барнс Нику.

Ник немного помедлил, задумавшись, что же произойдет за этой дверью, когда он выйдет отсюда.

Очутившись в коридоре, он обнаружил, что все молча смотрят на него. Очередь расступилась до самого входа в здание. Ник вышел из душного коридора на прохладный свежий воздух и глубоко вздохнул. Счастье, что ему удалось уйти!

Человек в его кроссовках, скорее всего, уже скрылся, но теперь у Ника хоть что-то было. Конкретная зацепка, о которой можно сообщить Стоули.

Ник стоял на тропинке в тени «Отеля Гудзон», глядя в сторону Пайонир-сквер. Было уже довольно поздно, так что стоило торопиться, чтобы встретить Сару перед приемом. Если перейти площадь, то можно сэкономить десять минут, но Ник не знал, стоит ли это делать. Парк освещало всего лишь несколько фонарей, а огни улицы не проникали за деревья. Нищие, которых Ник видел тут раньше, уже разбрелись по своим местам, но он по-прежнему слышал приглушенные голоса. Его зазнобило. Он не знал, следует ли идти дальше. Поднялся ветер, и шорох листьев заглушил голоса. На мостовой под ногами Ника заплясали тени. Ночь стала еще темнее.