Углём и атомом - Александр Плетнёв

– Сошками там не зацепишься.

– Не знаю, зови боцмана, кумекайте, хоть приваривайте на скоряка.

– А если катер на воду и авангардом? Причесать с «Корда?»

– Ща, – Чертов повернул голову к помощнику, корпящему с офицером над рисунком «Аполло». – Вадим, есть что? Коротко.

– Значит, так, – с готовностью откликнулся Шпаковский, – конечно, есть искушение переехать его пополам. Весу в нем на три с половиной тысяч тонн, против наших двадцати трех – скорлупа, но… Побортно у него натыкано разнокалиберок, да и с оконечностей развернет 152-мм и влепит. А вот если выскочить на него с кормы да задавить сразу, бортовые стоят не в спонсонах и стрелять назад не в состоянии. Ко всему винты при удаче вполне достаем.

– Мин – рогатых страшилок на корме нет? – обеспокоился штурман. – А то мы носом сядем. А они кэ-эк жахнут.

– Мин нет. А вот кормовой торпедный аппарат на главной палубе вроде бы имеется.

«Ямал» уже «глотал» дым. Почернело, помрачнело за бортом, потянуло жженым, печной гарью. Захлопывали двери наружу. На мостике включилась мерцающая подсветка. Старпом втолковывал о решении капитана Алексееву и офицерам. Те косились, тянулись, как стебли колыхались… после вида вертолета готовые ко всему.

– Катером? – снова заикнулся Волков, неуютно оглянувшись на потемневшие иллюминаторы.

– Паршиво, – замотал головой Шпаковский, глянув и получив поддержку у офицера, – у «Аполло» фальшборт высокий. И вообще, учтите, защита на пушках стоит весьма толстая. Ее «кордовской» пулей не возьмешь. А вот с верхотуры ледокольного носа они будут как на ладони. И еще, вот тут у него в оконечности пушки в 57-мм торчат. Стреляют через вырезы-порты в корпусе. Учтите.

– Все, все. Бегом. Время! – подстегивал капитан и, как спохватившись: – На «Лену» передать, категорически, задробить стрельбу. Любую!

Старпом как метрономом считывал показания с радара.

Шли, как призрак, впотьмах, в клубах дыма. Отголосив «громкой» по внутренним службам, каютам, отвыв сиреной «ледовой тревоги».

Видимость, если честно, «гуляла» порой до того, что и плотно рассредоточившихся на носу морпехов не всегда различали.

На «Лену» Берлинскому дали приказ: кровь из носу, но двинуть на ост и чадить, чадить, иначе…

К чести офицеров свиты, под одобрительный кивок наместника, один полковник тут же вызвался, выступив:

– Можете рассчитывать на моих гвардейцев!

Шпаковский весьма невежливо буркнул, дескать, непрофессионалы только мешать будут. Но капитан, отведя его чуть в сторонку, предложил иное виденье:

– Знаешь. Общий враг… просыпаются скрытые, хранимые в генах установки от предков, что выходили против монгольского нашествия, забыв соседские распри. В общем, к чертям лирику! Это сплачивает. Это может нам пригодиться. Займись. Расставь их на верхней палубе, оттуда сектор будет хороший. Лишняя пуля не помешает.

Переместились на центр мостика, поближе к рулевому.

За ручки управления вызвался стать штурман:

– Дай я. У меня расчет посекундный уже в голове сложился.

Андрей Анатольевич не возражал, кивнул, обратил внимание, что гости-имперцы в невидящие глазницы-иллюминаторы пялятся – бельма навыкате, губами шлепают (молятся?).

У самого в ушах шумит – плещется кровь в артериях, виски вторят сердечным толчкам, пульсируют!

Кадык сглатывает неожиданно голодную слюну:

«Сожрать бы кого! Ща сожрем.

Перед контактом с крейсером “полный назад” и “стоп!” Нам сильный удар не нужен.

Мы его мягко.

Как лед.

Как на лед.

Наползем, подомнем. Система отработана на самых толстых пластах. Только сейчас льды заменило водоизмещение железа.

Покроем, как мартовский кот самочку. У англов “корабль” женского рода.

Вот! Самое оно!»

– Заполнить кормовые балластные цистерны!

А в голове пульсировали слова: «Риск и победа».

Под которыми смело можно было выводить: «Риск и катастрофа».

– Вижу кильватер! – хрипит рация морпехов.

Связь с «Леной» на передачу-распоряжение: «На ост, шевелить винтами!».

И это правильно, это своевременно, так как «Аполло» хоть ползет на семи узлах, но стремится выскочить из завесы. На «британце» и не подозревают, что их с противниками разделяет всего три кабельтова (это фиксирует радар). Берлинскому бы приказ дать: «стреляй!», да жаловался он, что чуть ли не крен 20°, и пушки в воду глядят.

Связь с «вертушкой» на прием:

– Вы у меня на радаре! Цель на радаре. «Ямал» я спущусь на пол-кэмэ с траверза. Открою отвлекающий!

– Дистанция три кабельтова! – накаляет старпом.

Скорость ледокола – восемнадцать узлов! Тридцать три километра в час! До цели три кабельтова – полкилометра! Меньше минуты!

Из дымной плотности показалась, почти вывалилась… серая понятная конструкция.

– Вот он!

– Бл-л!

С кого это полуматерное «бл-л» слетело, никто и не обратил внимания. Даже благородия ухом не повели. Все внимание на противника.

Чертов тоже тиснул зубами – надеялся, что «тучка-тучка» скроет их до самого притыка!

А тут с полукилометра… и уже почти четко – корма, высокий срез, мутнеет грот, надстройка, трубы. Дым лоскутами, черной ватой…

И эта реальность на вид оказалась… показалась далеко не простой и легкой.

«И нас – громилу – тем более уже заметили! Неужели успеют пальнуть? Успеют!»

Сердце билось, вылетало… предынфарктно, ленью неспортзальной, крепким кофеем, одышкою на трапах. Голосило протестом… запоздалым, досадным:

«Что творим! Что, твою ж мать, творим! Атомоходом-микроскопом, как деревянным молотком! Будь ты проклят, генерал-адъютант Евгений Иванович, говорил же тебе, гаду, уходить было надо!»

Край глаза ловит всхрап старпома и перекошенное, пученное капиллярами лицо наместника.

«Это я что – вслух вырвалось?»

И все это мелькнуло, вспыхнуло в голове и на языке до того, как…

Тявкнули одиночки-снайперки, задолбил «Корд». Два «корда!»

Вслед треск «калашей» сливался гвалтом, вспышками, посевом гильз…

Страшилка на корме в 152-мэмэ повернута на борт (где где-то «Лена»), и уж повелась описывать стволом и замерла… прислуга валится, сметается под рикошетные метелики с казенника, искрами с орудийного щитка – не дать им развернуть, не допустить до…

Совсем невидимый… почти невидимый, лишь хлест винтов, лишь с хмари с высоты дорожки-трассеры в два «пэкаэма», сбивая краску, щекоча ее серую… в тела, надстройки, в черте куда! А между тем…