Тверской Баскак - Дмитрий Анатолиевич Емельянов

части земли Русской, да и я не против остаться в этом городе. Прямо сходится все, что скажешь?

Стрельнув в меня узкими прорезями глаз, Турслан недовольно отрезал.

— Нет! Ты мне нужен!

Категоричность тона меня ничуть не смутила. За полгода я уже натуру эту монгольскую изучил вдоль и поперек. Что бы монгол не говорил тебе, как бы резко не отказывался, это всего лишь форма торговли. Поэтому спокойно так снимаю с шеи свой дорогущий тяжелый крест и кладу его на ковер прямо перед собой. Взгляд Турслана с интересом опускается вслед за сиянием золота и камней, а я говорю так, словно бы и не слышал отказа.

— Сон мне был вещий. Будто до Новгорода вы не дойдете. Возьмете Торжок, а там Александр договорится с новгородцами, и те его князем своим примут. Ты же развернешь коней и двинешься обратно в степь. С ордой хана Батыя встретишься в начале мая… — Бросаю на монгола испытывающий взгляд. — А там я тебе зачем?! Там я тебе без надобности.

Турслан задумчиво склонил голову, словно бы прикидывая вероятность такого исхода. Даю ему пару секунд обдумать мои слова и продолжаю.

— У тебя сейчас душ триста полону, да с десяток голов скота еще осталось. И те, и другие еле ноги таскают. С них, как мы оба понимаем, никакого навару тебе не будет, потому как до степи не дотянут. Еще день-два и все передохнут с голодухи. А уж пока вы под Торжком будете стоять, то тем более. Я же могу за них тебе крест свой отдать.

С удовлетворением отмечаю вспыхнувший в глазах монгола искренний интерес и, подняв крест, верчу его в свете огня.

— Сам видишь, реликвия дорогая! Больших денег стоит, а я возьму за нее всего лишь триста твоих доходяг, скотину, десяток мешков зерна, да штук двадцать топоров… — На резкое отрицательное мотание головой, умиротворяюще поднимаю вверх ладони. — Я же не оружие прошу, а крестьянские колуны. Сам выберешь из своих запасов, что похуже. — Уловив сомнение в раскосых глазах, догружаю сверху еще чуть-чуть. — Ну, и котел какой побольше, да лошадок пяток хотя бы.

Я знаю, все что я говорил о пленниках и без того для Турслана Хаши не было секретом. Половина полона — бабы да ребятишки — уже сейчас еле шевелятся, еще пара дней и всех придется оставить под снегом. Соблазн для нойона велик. Из ничего вдруг такой куш отхватить, тем более можно и долг свой сбросить. Услуга за услугу, так сказать!

Турслан задумчиво прикрыл глаза, но я знаю — он все видит. Медленно кладу крест на ковер и аккуратненько толкаю его к нему. Еще пара мгновений тишины, и, словно решившись, Нойон резко протягивает ладонь и накрывает крест. Его взгляд упирается мне в лицо.

— Хорошо! Но помни, ты сам этого захотел! Ежели не справишься и погонят тебя отсель, защиты у меня не проси.

Я лишь молча киваю в ответ, а Турслан, подумав, добавляет.

— Оставлю тебя здесь ханским баскаком. Сотню Байрака дам в помощь, но молодому князю надо пообещать, что все, чего он хотел получить с местных, ты соберешь и тиунам его передашь. — Он важно поднял указательный палец вверх. — Плюс, не забывай, Великому хану десятину.

Глядя на мою кислую мину, он усмехнулся.

— Ну как не передумал?

Требования Александра я слышал и про десятину знал, но все-равно в озвученном варианте прозвучало мрачновато. Как я буду тут править, у меня пока четких планов не было, так лишь наметки. Упремся, разберемся! Вот и все мое руководство к действию, но одно я знаю точно, монгольских вояк мне тут совсем не нужно. Сотника Байрака я знаю, скотина еще та! Коренной монгол, воевал еще с Темучжином, поднялся от пастуха до командира сотни. Заветы Чингисхана у него в крови. Монголы — высшая раса, а все остальные народы плесень и предназначение их служить избранным. С таким помощничком у меня тут все завтра же запылает. В Рязани уже видали!

Насмешливый взгляд Турслана ждет ответа, а я все не знаю, как мне отказаться от степных батыров. Немного подумав, я начинаю издаля.

— Сотня воинов, благородный нойон, тебе самому пригодится, а мне от них пользы будет мало. Русская земля либо принимает, либо нет! А коли не примет меня, так тут не сотню надо будет держать, а сотню тысяч. — Теперь уже я усмехаюсь, глядя на озадаченный вид монгола. — Давай, я уж сам как-нибудь разберусь тут, а уж коли не справлюсь, тогда Байрака своего и присылай.

* * *

Солнце еще не поднялось над вершинами сосен, а лагерь уже кипит буйной деятельностью. Впервые я никак в этом не участвую. Калида и Куранбаса не собирают пожитки, не вяжут поклажу к седлам, а стоят тут, рядом со мной, и ждут. Я им сказал, что мы остаемся здесь, и, судя по их мрачным физиономиям, они этому совсем не рады. Слышно, как они о чем-то яростно шепчутся за моей спиной.

Я не прислушиваюсь, если захотят уйти, то что же, они люди вольные. Подняв голову, окидываю взглядом бескрайнюю даль. Отсюда с вершины холма на левом берегу Волги, кроме бесконечного лесного моря, видна еще замерзшая ширь великой реки вместе с черными городскими башнями Твери на другой стороне. Вид величественный и грозный одновременно, он словно намекает мне. Здесь не прощают ни слабости, ни ошибок.

Передовые сотни еще с ночи ушли к Торжку, а сейчас весь лагерь уже почти собран. Монгольская конница, позвякивая оружием и сбруей, спускается к устью реки Тверцы, а на месте стоянки остались лишь неразобранные шалаши, черные пятна затушенных костров и утоптанный тысячью ног снег. Извилистое замерзшее русло Тверцы, единственный путь, который может привести завоевателей к стенам Торжка, и тут даже проводник не нужен, не заблудишься.

Кроме уходящих войск здесь на холме еще кучкуется с десяток тверских бояр. Эти приехали проводить князя и выслушать его волю о наместнике.

Турслан вчера с моей помощью, разумеется, обсудил с Александром кандидатуру наместника Твери. На предложение нойона оставить единого представителя в моем лице, князь спорить с монголом не стал, но недвусмысленно дал понять, что делает тому одолжение. Глядя тогда на эту сцену, я подумал, что несмотря на молодость, Александр поступает очень разумно. Ссориться с монгольским военачальником из-за какого-то городишки было бы глупо, а вот то, что теперь он сможет просить ответную услугу, уже немало.

Бояре топчутся совсем рядом со мной и до моих ушей долетают обрывки слов.

— Ты, Острата, горячку не пори! Кого бы Ярославич не назначил, с каждым