Близнецы. Кто стрелял в урода? - Андрей Анисимов

– Странно, что казус такого масштаба должен улаживать генеральный директор. – Усомнился майор.

– Вы не понимаете! Под угрозой концерт. Убытки от нашей накладки, плюс штрафные санкции заказчика. А это десятки тысяч долларов. Ванечка и послал меня к Арноше. У того связи на самом верху. Только Арноша мог решить такой вопрос телефонным звонком. Он и решил его за десять минут.

– Но вы пробыли в квартире Хромова три с половиной часа? – Напомнил Тимофей.

– Ну, если уже пришел, проблем оговорить хватит. В кабинете его дергают безостановочно, дома другое дело. Вот я и воспользовался случаем.

– Извините, Всеволод, я не знаю вашего отчества…

– И не беспокойтесь. Сева и все. – Разрешил Милютович: – Мы тут официоза не терпим. Солидные бизнесмены иногда удивляются, но мы работаем с артистами и непроизвольно переняли их стиль. Поэтому у нас попросту. Живем как одна семья. Вот теперь осиротели…

– Хорошо, Сева… Вы понимаете, что через час после вашего ухода Хромов застрелился? Ведь не проблема техосмотра грузовиков его доконала… Да и по вашим словам, он эту проблему решил за десять минут. В чем же причина?

– Шутить изволите, господин хороший. Грузовики тут не при чем. Когда я пришел, он был в норме. Правда, несколько раз отрывался от разговора, звонил кому-то по мобильному. Я понял, что он приглашал человека.

– Приглашал, говорите? Имени не запомнили? – Насторожился Тимофей.

– Глеба какого-то Арноша приглашал. Я этого парнишу не знаю. Видно, из личной жизни. По работе я сразу бы просек. – Уверенно вспомнил Милютович.

– И больше никаких штрихов, указывающих на возможность самоубийства, вы не заметили?

– Еще как заметил. Звонок ему был около шестнадцати. После этого звонка Арноша побледнел и перестал понимать, о чем я говорю. Потому в шестнадцать и откланялся. У нас до ночи бы проблем хватило…

– С кем был разговор, поняли? – Волков нутром сыскника почуял горячий след.

– Не мог понять. Арноша снял трубку и сам ни слова не сказал. Говорили на другом конце провода. Я слышал голос в трубке, но слов, конечно не разобрал.

– Женский голос?

– Нет, мужской. Может быть, даже баритональный тенор. Но утверждать не стану. Микрофон часто голоса искажает. Вот у нашей Бороды меце сопрано, а в трубке звучит фальцет.

– Вы тонкий знаток вокала. – Похвалил Волков.

– Я, мил человек, закончил Государственную консерваторию. – Гордо сообщил Всеволод.

– Постарайтесь напрячь память. Любая мелочь важна. Хромов этот таинственный звонок никак не комментировал?

– Я же сказал, он почти лишился дара речи. Я поспешил удалиться. Он и до двери меня не проводил. Как сидел в кресле с опущенным лицом, так и остался. Уверен, этот тип и сообщил ему новость, приведшую к самоубийству. Сомневаюсь, стоит ли говорить… – Замялся администратор.

– Стоит, стоит. – Не зная о чем речь, заверил майор.

– Мне показалось, что тот, в трубке, намеренно пугает Арнольда.

– С чего такой вывод?

– Знаете, интонация иногда говорит больше слов. Припомните, если вам доводилось смотреть не дублированный фильм, текста вы не понимали, но общий настрой говорящего до вас доходил…

– Пожалуй. – Согласился майор.

– Но мне именно показалось. Настаивать не имею права…

– Спасибо, вы очень нам помогли. Вас, гражданин Милютович, я попрошу завтра утром заглянуть на Петровку. Ваши показания необходимо записать и приобщить к делу.

– Что значит утром? – Погрустнел администратор: – Я встаю не раньше десяти. Работа у меня ночная.

– Придется сделать для вас исключение. Приходите к одиннадцати. – Разрешил майор и повернулся к Пенькову: – А вас, Ваня, я еще навещу.

– Мы глубоко скорбим о нашем директоре и рады помочь. Сами гадаем, почему такой жизнелюб решил нас покинуть… Так что навещайте. – Печально произнес Ваня Пеньков.

– Скажите, если не секрет, Ведь Хромов владел фирмой. Кому теперь она принадлежит?

– Наша фирма частная. После гибели Хромова она переходит к вдове.

– Я так и думал. – Волков пожал руки мужчинам и вышел из кабинета.

– Что, дружок, уже поговорили? – Улыбнулась секретарша.

– Спасибо, матушка, все в порядке. – Улыбнулся в ответ Тимофей: – Я понимаю, Зинаида Станиславовна, что вы очень заняты, но разрешите один вопрос?

– Валяйте, надеюсь, он не праздный… – Разрешила матушка.

– Из беседы с Пеньковым, я понял, что вы гораздо больше, чем секретарша в этой фирме…

– Не стоит начинать с подхалимажа. – Осадила Зинаида Станиславовна, но по тону замечания Волков понял, что попал в точку.

– Извините, я без задних мыслей. Не знаете ли вы, случайно человека, или человеков, с которыми Хромов дружил? Не по работе, а по личной жизни.

– Конечно, знаю. У Арнольда был лишь один друг. Кажется, еще со школы. Это Вениамин Некрасов. Хотите телефон?

– Вы еще спрашиваете!? – Воскликнул Тимофей.

Секретарша записала номер и, оторвав листок, протянула посетителю.

– Я ваш должник. – Поклонился майор.

– С мента получишь… – Парировала дама и, давая понять, что больше отвлекаться от работы не намерена, отвернулась к монитору. Волков поблагодарил и покинул офис.

* * *

Через два дня после рейда в Клязьменский пансионат, Петр Григорьевич Ерожин получил из лаборатории расшифровку записей календаря юриста Пригожева. Материалов оказалась много. Одних телефонов сорок шесть номеров. Не под каждым из них имелось имя абонента. Видимо, Пригожев либо хорошо знал человека, чей телефон записывал, либо пользовался им один раз и запоминать фамилию не желал. Такие номера подполковник вернул спецам, чтобы те проверили и обозначили владельцев. Двадцать шесть номеров принадлежали людям, имена или фамилии которых Пригожев вписал рядом. В семнадцати случаях имелись и адреса абонентов. Ерожин вызвал капитана Вязова, вручил ему список двадцати шести и приказал добыть информацию об этих людях. И лишь одну запись подполковник оставил для себя. Ее Пригожев сделал под числом десятое сентября. Это был день, когда застрелился Хромов. Телефона в этой записи не имелось, только адрес и имя Варвара. Подполковник спустился в паспортный отдел, выдал девушкам адрес и попросил установить, кто по нему прописан. Компьютерная база данных позволяла решить этот вопрос за несколько минут. По адресу Малый Скарятинский переулок, двенадцать, проживала Варвара Игоревна Тухманова. Одинокая пенсионерка двадцать восьмого года рождения. Ерожин поблагодарил сотрудниц и вышел на улицу. Почему он решил навестить старушку лично, толково объяснить подполковник не мог бы даже себе. Переулки старой Москвы Ерожина всегда немного умиляли. В них ему становилось грустно и в то же время светло. Было что-то в этих особнячках, двориках и больших домах, именовавшихся ранее доходными, щемящее и трогательное. Наверное, аура давно ушедших дней с судьбами москвичей, переживших красный переворот, репрессии НКВД и ночные налеты немецкой авиации, навевала тихую грусть. И даже отреставрированные с показушной помпой особнячки владельцами богатых фирм не могли нарушить этого настроения. Но дом двенадцать в Скарятинском переулке принадлежал к советским новостройкам. Девятиэтажную башню возвели во дворе на месте снесенных ветхих строений еще до демократических перемен. Сегодня в престижном центре такое панельно-блочное сооружение никто финансировать бы не стал. Ерожин с трудом зарулил в узкую арку и остановился у единственного подъезда башни. Варвара Игоревна проживала на первом этаже. Ерожин позвонил и услышал лай. Причем брехала не одна собачка, это был хор собачьих голосов разного калибра.