В двух шагах от рая - Михаил Евстафьев

– Где Айболит?! – недовольным голосом спросил Шарагин.

– Он там, товарищ лейтенант, с афганцами обедает… Говорит, скоро придет…

Набежали любопытные афганцы, человек тридцать, толкались, карабкались на плечи друг другу.

– Разогнать! – приказал Шарагин.

Рядовой Бурков направил на афганцев автомат, передернул затвор. Мальчишки отскочили, но не испугались. Дразнили советского солдата.

Девочка сидела и тихо плакала. Явившийся наконец врач поднял разорванный рукав, осмотрел наспех перебинтованную несвежими тряпками серую от грязи тонкую детскую руку с запекшимися пятнами крови.

Очевидно, пуля на излете вошла в плечо, и застряла где-то под лопаткой. Переводчик со слов старика объяснял, что произошло:

– Она в поле работала, в верхнем кишлаке. Душманы часто обстреливают советскую заставу, и застава отвечает, а мирным жителям достается. Шальная пуля. Поле посреди, получается, расположено… Часа три назад ее ранило.

…бедная девочка, три часа терпит боль…

Врач сменил бинты, сделал обезболивающий укол, через переводчика объяснил деду, что необходимо срочно везти ребенка в госпиталь, а там немедленно оперировать.

– Скажи деду, что не исключено, задето легкое и перебиты сосуды. Пусть поспешит. Заражение, скажи, может начаться.

– Не знаю, как перевести…

– Скажи просто, что оперировать срочно надо! Пусть в Кабул ее везет. Иначе не выживет!

– Говорит, денег нет.

– Тьфу ты, черт, – рассердился Айболит. – А я тут причем? Я врач или шофер такси? Может, прикажешь на дороге ее оперировать, штык-ножом?!

– Подожди, – вмешался Шарагин. – У вас там мешки с зерном еще остались?

– Наверное, – кивнул переводчик.

– Дай ему мешок. За мешок зерна их любая машина до Кабула довезет.

– Это надо с командиром отряда обсудить…

– А что здесь обсуждать?! В кишлаке сколько мешков духам подарили?! Я пойду сам говорить с командиром отряда. Где он?

– А вот он идет – капитан Ненашев.

Командира агитотряда уговаривать не пришлось, порядочным оказался капитан Ненашев, мигом все понял, отдал распоряжение бойцам сгрузить мешок.

Пока ловили машину, договаривались с водителем, перетаскивали зерно из «КамАЗа», врач накорябал что-то на клочке бумаги. Закончив, протянул переводчику:

– Скажи, пусть в Кабуле идет в советский госпиталь, записку там покажет, я все написал…

Командир агитотряда решил утром выезд по кишлакам повторить, чтобы «избавиться» от оставшейся в грузовиках материальной помощи, а в Кабул вернуться с громким рапортом об очередном успешном пропагандистском рейде.

Десантуру вновь никто не спросил, хочет она – не хочет по кишлакам мотаться. Приставили десантуру охранять, подчинили политработникам, вот и томились в безделье на БМПэшках с раннего утра гвардейцы.

Лагерем встали в поле за советской заставой.

Лейтенант Епимахов помаленьку приобщился к жизни на броне, афганцев рассмотрел вблизи; уверенно и довольно грамотно бойцам позиции определил, часовых на ночь назначил. Командирский тон прорезался в нем, еще пока наигранный и слишком громкий, подражательный, да и это уже было неплохо. Главное, чтобы бойцы все время в напряжении находились, усваивали голос взводного.

…чтобы он им во сне слышался вперемежку с голосом матери…

«Слоны» – те тоже не промах, чуть заприметят слабинку, почувствуют нерешительность, – пиши пропало, падет авторитет командира, сядут старослужащие на шею, оборзеют. Они знают себе цену, вразвалочку передвигаются, умело отлынивают от работы, «шлангуют».

В начале перемигивались, что, мол, инициативу проявлять? Подождем распоряжений, пусть попрыгает «щегол», попотеет, поймет, что без нас он – нуль; зубоскалили дедушки новому взводному.

Епимахов не растерялся – шпарит приказы, на глупые вопросы и остроты не сердится, делает вид, что не замечает, выражение лица строгим держит. По лицу можно подумать, что шибко недоволен взводный, но пока сдерживается, но церемониться не станет, в рыло двинет непонятливому бойцу не моргнув. Дедушки таким его никогда раньше и не видели, и решили тогда, что лучше на конфликт не нарываться, и нашли соломоново решение: разделись по пояс, и, оттягивая подтяжки, с важным видом громко повторяли приказы командира чижам и черпакам. Оголили те свои торсы, поплевали на ладоши, углубились, налегая на лопаты, в землю, подышали ее разрытой свежестью. Заморышам этим и подавно не разобраться было сходу, что за птица новый комвзвода, да и времени нет – лопаты в руки и вперед! пошел копать! до темноты б успеть!

Первый снаряд лег в ста метрах от лагеря. Епимахов повернулся и увидел столб дыма. Через секунд пять второй реактивный снаряд разорвался ближе. Он услышал вначале свист, и, сам не понимая почему, решил, что следующий эрэс попадет прямо в лагерь, и что он непременно будет убит.

Епимахов оторопел, заметался на месте, закричал солдатам: «В укрытие!», хотя большинство и так уже попрятались, взглядом спешно отыскивал безопасное место.

Третий эрэс громыхнул всего-то метрах в пятидесяти, и земля вздрогнула, и от того, что задрожала она под ногами, Епимахову стало жутко.

Ложились снаряды вразброс, в поле за лагерем.

Едва зародившись, страх, глубокий животный страх, охватил все тело и душу лейтенанта, спутал все мысли в голове, вырвал и решительность всякую, и уверенность напускную. Страх пронизывал сознание, но он боролся с ним, боролся с естественным желанием спрятаться, бежать прочь от опасности. Озноб почувствовал он, слабость в коленях, продолжая стоять на месте, повторял про себя: «Ты офицер – ты не имеешь права бояться, ты офицер – ты не имеешь права бояться».

Всего из-за горки прилетело семь снарядов. Шарагин считал разрывы. Прикрываясь, на всякий случай, броней БМП, вместе с офицерами агитотряда прикидывал он, откуда идут пуски.

Духи явно били наобум. Увидели, небось, откуда-нибудь с горы, что советская бронегруппа и грузовики, съехав с дороги, встали лагерем, и решили обстрелять.

Что-то взорвалось вдалеке, где-то сзади, на дороге, ведущей в Кабул, и, в этот раз не на шутку встревоженные, и Шарагин, и офицеры агитотряда, как по команде, обернулись. На мгновение показалось всем, что духи надвигаются с разных направлений. На дороге застрекотали автоматы. Успокаивало лишь то, что там, недалеко, была советская застава – надежное прикрытие хотя бы с одного фланга.

Капитан Моргульцев занервничал, закурил, отправился связываться со взводом Зебрева, вернулся, подозвал Шарагина:

– У Зебрева «коробочку» подбили…