Единственные дни - Наталья Бондарчук

Фильм снимался в заповедниках Крыма, Кавказа, Латвии и Чехословакии, где мы нашли белых благородных оленей с голубыми глазами.

Впоследствии наш фильм был представлен на многих кинофестивалях, получил 12 наград, в том числе «Золотого голубя» на фестивале в Вали-Пьяно в Италии.

Встреча в Москве

29 марта вместе с Владимиром Токмаковым, ассистентом режиссера по актерам, мы направились в театр зверей имени Дурова. Нас принял в своем кабинете заместитель директора театра Виктор Павлович Борисов. Рядом с его столом в клетке восседал большой зеленый попугай, который сразу пошел ко мне на руки, потом протопал по руке на плечо и уселся на спине, категорически отказываясь покинуть занятую позицию. Общими усилиями его заставили покинуть мою спину, перейти на палочку, и вернули в клетку.

Разговор велся ровно, почти медлительно, пока в кабинет не влетела Наталья Юрьевна Дурова. Ураганом пронеслась она, увлекая за собой людей, дела и сигаретный дым. Через минуту мы уже были в огромном кабинете Дуровой, в котором мягко светились золотыми буквами старинные фолианты, со стен смотрели фотографии дедушки Дурова и всей его многочисленной семьи, а в углу красовался большой попугай ара, который поглядывал на другую большую клетку, плотно завешенную платком.

– Посмотрите, Наташа, – предложила мне Дурова, – это самая маленькая «обезьянка» на свете. – Я осторожно приблизилась к клетке и приподняла край платка. В клетке сидело крохотное, величиной с детскую ладошку, существо на двух лапках. Передние же лапки оно страдальчески прижимало к мордашке с огромными, невыразимо грустными, навыкате, глазами. Существо в клетке, а оно, конечно, было крошечным лемуром, выглядело скорбно и беззащитно.

Неожиданно раздался сильный грохот в кабинете и настойчивый стук в стену. «Сейчас, сейчас, мой мальчик», – запела Наталья Юрьевна и бросилась к боковым потайным дверям кабинета.

За ними в отдельной комнате в просторной клетке сидел Мальчик – детеныш человекообразной обезьяны. «Идет, идет твоя мамочка», – закричала Дурова, и я на секунду проникла за ней в потайную комнату и увидела здорового, крепкого обезьяньего мальчишку. «Ну, поцелуй, поцелуй мамочку», – Наталья Юрьевна подставила лицо, взявшись за клетку руками. Мальчишка невозможно уморительно вытянул губы трубочкой и чмокнул Дурову. Не успели мы выйти, как раздался звон – это Мальчик расколотил банку с вареньем.

И мы снова понеслись по темным подземным коридорам здания.

– Когда умер мой муж, – рассказывала Дурова, – он был актером, я стала загружать себя непомерно, хочу умереть стоя, в деле.

Сегодня у Натальи Юрьевны была «премьера» ее нового черного платья с плащом. Когда она была уже на сцене и вела спектакль, я заметила, что на одной руке ее не хватает пальца. Все шло гладко. Центром программы было появление на сцене слонихи. Номер был прекрасно выстроен. Слониха работала с удовольствием. Но вот наступил центральный момент: Дурова ложится на сцене, а слониха должна через нее перешагнуть. Дурова лежит, а слониха стоит и не перешагивает. Я сидела близко к сцене и услышала, как Наталья Юрьевна произнесла: «Новое платье, ты его еще не знаешь». За эти мгновения мои руки стали мокрыми. Что такое новое платье, в котором еще не проходили репетиции с животными, знают лишь дрессировщики. Слониха вытянула хобот, провела нежным пальчиком на его конце по платью и лицу Дуровой и, удостоверившись, что это она, осторожно переступила через дрессировщицу.

После спектакля Наталья Юрьевна рассказывала, что три дня назад, когда они выступали, под ними провалилась сцена, не выдержав тяжести слонихи. Мы побывали за кулисами, погладили доброго поющего волка, увидели множество зверей-артистов знаменитого театра и познакомились с новоприбывшим актером. В высокой клетке стоял небольшой белый жираф со светло-коричневыми пятнами и огромными карими глазами, оттененными длинными белыми ресницами. «Это карликовый белый жираф. Он есть только у нас, в нашем театре», – с гордостью сказала Дурова. Договорившись с Натальей Юрьевной об их участии в фильме, мы попрощались с живой легендой театра зверей.

В субботу, 31 марта, собрались все вместе у нас дома: Филатовы, Андрей Дразнин, постановщик пластических сцен, Борис Петров, композитор картины, и я. Все чувствовали себя отлично, находясь в творческом азарте. Только Боря Петров сидел красный, опухший, воспаленный от недосыпа. Вчера положили его жену Ирину в роддом. При нас звонил, тревожился, и вот наконец известие: Ирина родила в 12 часов 1 апреля, в момент перевода времени, в воскресенье, двух богатырей – 3.400 и 2.600 граммов. У Бори два сына! Прекрасная примета для начала нашей работы!

3 апреля были во ВГИКе на четвертом этаже у художников. В комнату вошел Иванов-Вано, 86-летний старец с живыми умными глазами. Мы рады были знакомству с удивительным человеком, снявшим «Времена года», «Конек-горбунок», «Левшу» и многие другие известные во всем мире мультфильмы. Наша киногруппа, как видно, ему понравилась, а мы его просто полюбили. «Погодите, – хитро посмотрев на нас, сказал Иванов-Вано, – я сейчас пойду к моим ребятам-студентам и распущу их. Они совсем не работают, ленятся, вот я и накажу их, а то, извините за выражение, ни хрена не делают». Он сказал это так, что сразу было видно: он не умеет ругаться, настоящий, классический интеллигент. Когда же он вновь появился через десять минут, то успел шепнуть женщинам: «Они хорошие», – и попросил напоить нас чаем. Я прочитала ему отрывок из сценария – разговор двух листьев.

«Как все изменилось», – сказал один лист другому. «Да, – подтвердил другой, – многие ушли сегодня ночью, кажется, мы последние остались на нашей ветке». «А что будет, когда мы опадем?» – «Мы окажемся внизу». – «А что там, внизу?» – «Не знаю, одни говорят одно, другие другое. Разве узнаешь, где правда?» – «Правда, я очень изменился?» – жалобно спросил другой лист. «Нисколько! – убежденно сказал первый. – Это я пожелтел и сморщился, а ты – все такой же, ты красив, как в первый день. А маленькие прожилочки, еле-еле приметные, тебе очень идут». – «Спасибо тебе за твою доброту. Я только сейчас понял, какой ты добрый». – «Замолчи!» – сказал первый и замолчал сам. Потому что боль его была слишком сильна. Порыв мокрого ветра просквозил лес. «Ах, вот оно! – проговорил второй, – я…».

Глаза Иванова-Вано наполнились слезами. И я перестала читать.

– Удивительно, я тоже сейчас об этом думаю. Так похоже… Может быть, я найду время и сделаю эту сцену сам.

Мы и не надеялись на то, чтобы наша задумка – небольшой отрывок мультипликации в игровом кино – будет сделан таким мастером. Иванов-Вано в восемьдесят шесть лет ведет курс молодых мультипликаторов во ВГИКе, снимает полнометражный фильм «Сказка о царе Салтане» и еще предлагает нам свою помощь. Когда стали прощаться, стоя у двери, он признался нам:

– Я потерял на восемьдесят втором году свою жену. Прожили мы вместе пятьдесят шесть лет. Отпраздновали «золотую» свадьбу. – Глаза его заблестели. – Понимаете, вся жизнь… Вначале я никак не мог привыкнуть к потере. Но потом – работа, студенты… Вот и вы для меня – тоже важны. Все это держит меня на земле.