Операция "Аврора" - Дмитрий Федотов

— Я знаю протокол, пан поручик. Но вы видели мои особые полномочия…

— Так точно!..

— …и я решил ими воспользоваться. Наличие вот этого письма изменило масштаб всего инцидента. Теперь курьером займутся в управлении.

Велембовский пожал плечами и вызвал конвой. Давыдов проводил пристальным взглядом задержанного и неожиданно улыбнулся.

— Не обижайтесь, пан поручик. Вы же прекрасно меня поняли, и знаете, что решение верное. Давайте-ка лучше поедим чего-нибудь. Или даже выпьем! От нервов, разумеется…

Велембовский секунду-другую еще хмурился, но потом, поддавшись обаянию Денисовой улыбки, просветлел лицом и махнул рукой.

— Хорошо, пан капитан, будь по-вашему! Но не в корчму же вас вести. Идемте, я вас сейчас с такой piękną kobietą[17]познакомлю!..

— Идем! Это далеко?

— Совсем близко, в Томашеве на Почтовой улице. Туда версты две с лишком. Я часто эту пани навещаю, молодая вдовушка, вы понимаете…

— Как не понять.

— Хотел бы в жены взять. Такая, право…

— Так, наверно, без гостинца идти нехорошо? Гостинец — за мой счет!

— Она киевское «сухое варенье» грызть любит.

Это лакомство Давыдов знал: оно и к Императорскому двору поставлялось.

В бакалейной лавке пана Цыбульского, что стояла прямо напротив городской управы, Давыдов и Велембовский купили большую коробку «сухого варенья», причем Велембовский следил, чтобы среди засахаренных фруктов поменьше было крыжовника, а побольше вишенок и клубничин.

Потом, оставив по левую руку скромную и опрятную церквушку Пресвятой Девы Марии, словно царящую над городком, они вышли на Почтовую и вскоре уже стучали в двери деревянного домишки.

В маленькой гостиной пани Зоей собралось целое общество. Сама пани Зося, белокожая брюнетка лет двадцати семи, пышная блондинка пани Кшися, рыженькая паненка Васька, ее матушка, весьма зрелая красавица пани Малгожата, и кавалерами при них — два пана, один пожилой, классический поляк с вислыми усами и коротко стриженной седеющей шевелюрой, и другой — помоложе, красавчик и щеголь. Они представились: пан Станислав Черпак и пан Ежи Микульский.

Судя по тому, как нахмурился Велембовский, пан Ежи был его конкурентом в борьбе за Зосино сердце.

Давыдов несколько минут изучал обстановку. В эти минуты он вспомнил стихи пана Мицкевича, так удачно переведенные на русский язык Пушкиным:

Нет на свете царицы краше польской девицы.

Весела — что котенок у печки,

И как роза румяна, а бела, что сметана;

Очи светятся будто две свечки!..

Можно было подумать, что Адам Мицкевич, уже более полувека лежащий в гробу в Кракове, в Вавельском кафедральном соборе, когда писал стихи, видел перед собой пани Зоею.

Давыдов знал, что нравится дамам. Видел он также и несколько случившихся из-за него стычек. К счастью, эти стычки произошли между приличными дамами, и до визга дело не дошло, ограничилось очень ядовитыми колкостями. Пожалуй, теперь следовало прийти на помощь Велембовскому…

— Ганнуся, подавай ужин! — крикнула пани Зося кухарке, а сама принялась рассаживать гостей. Стол был маловат для такой компании, сели тесно, по этому поводу много шутили и смеялись, подталкивая друг дружку локтями. Причем Давыдов половины шуток вообще не понимал, а вторую половину — очень сомнительно. Но, глядя, как пожилой пан Станислав то и дело целует ручки своим соседкам, а им это явно нравится, Денис тоже взялся за дело.

Ловкая пани Зося устроила так, чтобы сесть рядом с Давыдовым. Красивый офицер, в капитанском чине, к тому же скоро уедет, так почему бы не подразнить обоих женихов, почему бы не пококетничать со столичным гостем напропалую, как это умеют делать бойкие польки? Так что справа от нее был Давыдов, а слева — пан Ежи, очень этим довольный.

Денис оказался между пани Зосей и пани Малгожатой. Напротив, между пани Кшисей и Васькой, сидел Велембовский и метал из-под бровей огненные взоры. Кухарка внесла яблочный пирог по-варшавски и «краковский сырник», «сухое варенье» уже стояло посреди стола в большой фарфоровой миске.

— Угощение скромное, но от всей души! — сказала пани Зося. — Для дорогого гостя ничего не жалко!

Это был намек, заставивший Велембовского содрогнуться. Пан поручик уже был не рад, что притащил пана капитана к будущей невесте.

Давыдов старательно ухаживал за пани Малгожатой, даже ручку ей целовал, объясняясь по-русски, но употребляя немногие известные ему польские слова. Сорокалетняя красавица в ответ соблазнительно смеялась.

Пани Зося злилась, вертелась, задевая Давыдова то плечом, то локтем, и совершенно перестала обращать внимание на пана Ежи. Зато задирала пана Станислава, домогаясь от него комплиментов. Пани Кшися вовсю развлекалась, глядя на старания соседки, а Васька таращилась во все глаза на игры взрослых пани.

Пан Ежи обиделся и, выпив всего одну чашку чая, собрался уходить. Пани Зося удерживала его так, что и ребенку было бы понятно: мечтает от него избавиться.

Когда Черпак с Микульским ушли, Велембовский прямо-таки расцвел. Но проказливые польки, словно сговорившись, разом приступили к правильной осаде Давыдова. Тут-то Денис и понял разницу между вниманием столичных дам — то холодных, как снежные бабы, то впадающих в истерики — и вниманием провинциальных красавиц, лукавых и непосредственных, способных вдруг запеть, хором расхохотаться без всякой причины, потребовать «брудершафта». С ними Давыдову стало удивительно легко, и давно уже дамское общество не доставляло ему такого удовольствия. Если бы не Велембовский, неизвестно, до чего бы добаловались шустрые пани. Но подвести товарища Давыдов никак не мог.

* * *

Далеко за полночь разомлевшие и слегка окосевшие Денис и Чеслав отправились обратно на заставу, не дрогнув перед недвусмысленными намеками со стороны гостеприимной хозяйки и ее соседок. Пани Зося, добрая душа, снабдила panôw oficerôw корзиной с «запасом на дорожку». Получилось увесисто. Велембовский, едва вышли за калитку, запустил руку под крышку, повозился там и удовлетворенно кивнул:

— Бардзо добже! То, что надо!..

— А что надо? — рассеянно поинтересовался Давыдов, хрустя прихваченным в последний момент маринованным огурцом.

— Bimber, ciasto, slonina…[18]— причмокивая, принялся перечислять поручик, и тут впереди, за небольшим перелеском, отделявшим заставу от деревни, грохнуло.

Офицеры дружно присели. Велембовский шмякнул тяжелую корзину на раскисшую проталину и выдернул из кобуры «кольт». Денис тоже выхватил оружие. Несколько секунд оба вертели головами, напряженно вслушиваясь в ночь.