Пленница наследника короны - Валентина Гордова

Что ж, я тоже могу быть упрямой. И на своём настаивать я тоже умею. Особенно теперь, когда на своём собственном опыте пришлось убедиться: моя первоначальная тактика поведения оказалась неверной. Молчаливое подчинение не способствовало выживанию, оно его подорвало.

– Что случилось вчера вечером? – холодно, повелительно потребовала она ответа, даже не взглянув на всё то, от чего буквально ломился накрытый к завтраку стол.

У меня аппетита тоже не было совершенно.

– Риян Йорген напал на меня, – скрывать мне было нечего, но, не смотря на решимость добиться своей защиты, голос всё равно дрогнул.

А у королевы медленно сжались в узкую полоску губы. Это было всем проявлением эмоций, которое она себе позволила.

И я рассказала. Обо всём, что случилось после того, как мы с ним покинули мою гостиную. О каждом действии, о каждом слове, обо всём… кроме девочки в тюрьме. Не знаю, почему я смолчала о ней. Умом понимала, что она тоже представляет для меня угрозу, но тот же ум упрямо твердил: если в деле с рияном королева ещё будет себя сдерживать, то бедному, и без того запуганному до жестокости, до отчаяния ребёнку может совсем не поздоровиться.

Поэтому о девочке не сказала, соврав, что не понимаю, как оказалась в тюрьме взаперти. Упомянула об этом вскользь, не вдаваясь в подробности, и тут же посмотрела королеве в глаза. Твёрдо, решительно, мрачно.

– Да, – проговорила с дрожью, – риян Йорген спас меня от верной гибели в тюрьме вашего величества. Но благодарности он не дождётся, потому что исключительно по его вине я в этой самой тюрьме и оказалась.

Я правда старалась говорить тихо, так, чтобы только её величество меня слышала. Но голос звенел и срывался от эмоций, которые, как мне ошибочно казалось, закончились ночью… не закончились вот.

Ещё и мать моего «жениха» внезапно отметила:

– Ты плакала.

Да, с утра в умывальной видела своё бледное лицо, красные припухлости вокруг глаз и сами глаза – выцветшие, безжизненные.

– Да, знаете, был повод, – ответила враждебно.

И, не спрашивая разрешения, протянула руку, переставила себе поближе пустой хрустальный бокал, затем подхватила графин и с трудом, расплескав пару капель по белой скатерти, но налила себе приятного на вид, розово-оранжевого сока.

– Даже несколько, – добавила, подумав.

Отставила графин, ухватилась за бокал, но пить не стала, вместо этого подняла взгляд на задумчиво меня рассматривающую женщину и… рискнула:

– Не знаете, почему все дети во дворце шарахаются от меня, как от чумной?

На ответ особо не рассчитывала. Она не из тех, кто, даже зная правду, легко будет её озвучивать. Вот поэтому я слов и не ждала, притянула бокал к лицу, сделала два растерянных глотка сока, едва ли ощутив его вкус.

И услышала просто потрясающее:

– Твоя подруга Арими балуется запрещёнными ритуалами, для большинства из которых нужна детская кровь, для меньшего количество – жизнь.

Да-а, поистине потрясающее открытие! Я так соком и подавилась, закашлялась, окончательно испортив скатерть, и даже платье и то умудрилась испачкать, но ох, как же оно меня сейчас не волновало.

С грохотом отставив бокал на стол, схватила салфетку, как могла всё вытерла, а после взглянула на королеву, уже не скрывая своей злости.

– Знаете, – прищурилась в негодовании, – есть вещи, о которых полагается сразу предупреждать.

Она даже если и знала, то не отреагировала никак. Лишь подхватила собственный бокал, наполненный чем-то тёмным, поблескивающим красным и отчётливо напоминающим вино, совсем не по-королевски откинулась на низкую спинку скамеечки и воззрилась на меня уже оттуда, потягивая напиток.

И кто-то просто не выдержал.

– Запрещённые ритуалы на крови детей как раз одна из таких вещей! – я не кричала, хватило ума сдержаться, но шипела, и шипела громко, от переизбытка эмоций сжимая край стола.

Но всё, что услышала в ответ, это странно-задумчивое:

– Ты изменилась, Али.

Сердце гулко застучало в груди с такой силой, что всё тело начало шататься ему в такт. Слова королевы не просто разозлили – они взбесили! Не представляю, откуда во мне нашлись силы удержаться и просто не послать её.

Она же меня даже не слышит. Я ей про баню, она мне про вшей. Я ей про необходимость сотрудничества, она мне «ты изменилась, Али». Да какая я ей Али?! Дуру зачем включать? Именно в этот момент, в такой важный, решающий даже. И я понимаю, что кругом уши, ну так и называла бы меня себе дальше не моим именем, но она же не просто назвала. «Ты изменилась, Али»!

Бывает так много эмоций, что ты слов не находишь.

Вот и я не нашла. Поставила локти на стол, прижалась закрытыми глазами к костяшкам больших пальцев и замерла, силясь перебороть саму себя, не наделать глупостей и найти верное решение насущной проблемы.

Всех проблем.

– Послушайте, – говорить сложно было, но лучше сейчас себя пересилить и говорить продолжить, чем потом горько о молчании сожалеть, – так мы с вашим величеством ничего не добьёмся.

Отняв руки от лица, взглянула на королеву и с неприязнью поняла, что зря на глаза давила – перед ними теперь всё плыло и не фокусировалось. Конечно, сейчас пройдёт, но всё равно приятного мало.

– Ну и чего ты хочешь? – помолчав, поинтересовалась королева скучающе, словно заранее знала и моё желание, и то, что она ему откажет.

Не знаю, о чём она думала.

Не знаю, что она предполагала.

– Уберите от меня рияна Йоргена, – вот, чего я не попросила – потребовала. И продолжила под пристальным, немигающим взглядом, понизив голос до шепота: – Не знаю, что было у него с… со мной, – мой черёд делать выразительный взгляд, – до похищения, но что-то точно было. Раз ваше величество про ритуалы знает, то и про это тоже знает наверняка.

Она не ответила. Ничего не ответила, ни единого слова, вместо этого взялась задумчиво крутить бокал, гоняя по хрустальным стенкам рубиновую жидкость.

Прошла минута, за ней ещё одна. Дрожание земли утихать и не собиралось, но до нас оно доносилось лишь отголосками, даже содержимое стола практически не тревожило, чего нельзя сказать обо мне.

И тут черноволосая правительница обронила:

– Али предупреждала…

Я насторожилась. То, что речь сейчас шла про настоящую Аллисан, я поняла мгновенно, оттого и замерла, навострив уши и приготовившись жадно ловить каждое слово.

Но, к моему глубочайшему сожалению, дальнейших слов не последовало.

Её величество, придя к неясному для меня соглашению с самой собой, села ровно, подняла взгляд, посмотрела прямо и решительно и… обрадовала:

– Я отошлю Агвида.

Правда обрадовала. Настолько, что облегчённого выдоха я не сдержала, прикрыла глаза и сгорбилась, словно кто-то вытянул из спины стержень, заставлявший до этого держать спину прямо и гордо.