Настоящая любовь - Сара Данн

— Хорошо.

Он положил руку мне на правое плечо и легонько сжал его. А потом он вернулся к бару, своей выпивке и девушке с длинной шеей.

В тот вечер я отправилась домой и написала колонку о Романтической Рыночной Стоимости. Я уже много лет собиралась написать статью на эту тему, но все время откладывала ее по двум причинам. Во-первых, это была не моя идея. Я позаимствовала ее где-то и добавила к своему репертуару, немного изменив, и вообще, все это случилось так давно, что я даже не могла вспомнить в точности, где я ее позаимствовала и что именно изменила. Когда подобное случается в жизни, то все проходит нормально, но когда речь заходит о том, чтобы впоследствии напечатать такую статью, я начинаю нервничать. Во-вторых, ее можно счесть оскорбительной. Когда на следующее утро я сдала свою колонку, к моему столу подскочила Оливия и поинтересовалась:

— Что ты хотела этим сказать? Я бы больше нравилась мужчинам, если бы была худее и симпатичнее?

— Разумеется, все не так просто, но ответ — да.

Именно это я и хотела сказать. В этом и заключается Романтическая Рыночная Стоимость: человеческая ценность на романтическом рынке. То самое, что заставляет вас встречаться с кем-то, надеяться, что вы подходите друг другу, что один из вас не сбежит и не найдет себе кого-нибудь получше, поскольку оба вы более или менее одинаковы, то есть у вас почти одинаковая Романтическая Рыночная Стоимость. И объективно рассуждая, у девушки с длинной шеей Романтическая Рыночная Стоимость была явно выше моей, потому что она была красива. Я, честно говоря, давно смирилась с тем, что нравлюсь далеко не каждому, и по большей части не терзаюсь из-за этого (мне достаточно того, что я нравлюсь некоторым), но это снижает мою Романтическую Рыночную Стоимость, и иногда это меня достает по-настоящему.

Статья писалась легко. Я просто-напросто облекла в слова те мысли, которые на протяжении многих лет приводили в ярость моих друзей и подруг. Больше всего их раздражало то (если вы еще не догадались об этом сами), что в основе Романтической Рыночной Стоимости мужчин и женщин лежат разные понятия: женщин ценят за молодость и красоту, а мужчин — за деньги и власть. Это оскорбительно для обоих полов, но — и на это быстро обращают внимание как раз женщины — это оскорбительно в разной степени. Кроме того, следует иметь в виду и лавину жалоб, исходящих от молодых и симпатичных мужчин.

Как бы то ни было, это одна из моих любимых теорий. И я была рада, что наконец смогла изложить ее на бумаге, но позже, когда лежа в постели я перечитывала ее перед сном, меня поразила одна довольно странная вещь. С поразительной ясностью я внезапно поняла, что действительно верю в то, что написала. Я верила в это, вместо того чтобы верить в любовь. Мне захотелось стать похожей на тех людей, которые живут настоящим, сегодняшним днем, кто не строит далеко идущих планов, не стремится подчинить себе ход вещей, но я не была уверена, выдержит ли мой мозг подобное напряжение. О чем, ради всего святого, я буду думать целыми днями? Меня всегда интересовали взаимоотношения между людьми, и мой мозг постоянно занят именно этим. Я вижу счастливую пару, и мне немедленно нужны все подробности. Как они встретились? Как они ладят друг с другом? Кто любит сильнее? Кому принадлежит главенство?

Поэтому я и заговорила на тему власти, главенства. Кому принадлежит главенство? Полагаю, больше всего в концепции Романтической Рыночной Стоимости мне нравилась моя попытка количественно измерить то, что меня привлекало сильнее всего. Мне нравилась ее почти математическая логика, тот простой факт, что в определенных взаимоотношениях спустя некоторое время дисбаланс власти становится настолько явным, что весы приходится уравновешивать заново. Вся правда состоит в том, что власть в этом случае предстает как нечто трудноуловимое и неопределимое. Я скажу вам, кто обладает властью и кому принадлежит главенство. Кто любит меньше, тому и принадлежат власть и главенство. Тому, кто более склонен уйти, принадлежат и главенство и власть. Я скажу вам и кое-что еще. Неверность — это главенство и власть. Не имеет значения, что случилось в ваших взаимоотношениях, — тот, кто трахается на стороне, вновь получает в свое распоряжение главенство и власть.

Все это время я считала, что проблема заключается в том, что Том бросил меня, но теперь я понимаю, что, возможно, она носит более фундаментальный характер. Может быть, любовь не должна иметь ничего общего с властью. Может быть, я навлекла на себя беду как раз тем, что спутала эти два понятия.

— Чем старше я становлюсь, тем дальше от писсуара начинаю расстегивать брюки, — сообщил мне Сид Хирш, входя в свой кабинет.

Уже наступил вечер пятницы, и я сидела в кабинете Хирша, поджидая его. Меня вызвали. Сид вызвал меня к себе в кабинет, а потом исчез, поскольку ему нравилась процедура торжественного появления в собственном кабинете. Он подошел к своему столу и уселся на него, скрестив по-индийски ноги.

— Йога, — объяснил он мне. Он глубоко вдохнул, вентилируя легкие, а потом посмотрел мне в глаза и сказал: — У нас проблема.

Господи, какое дерьмо, подумала я. Сид знает обо мне и Генри. Откуда он может знать обо мне и Генри? Я даже принялась прокручивать в уме возможность того, что Сид приобщился к той самой теории Оливии. Помните, я рассказывала: если вы думаете, что двое людей спят друг с другом, то так оно и есть (с небольшой поправкой — если вы считаете, что парень голубой, значит, он на самом деле гей).

— В чем дело? — поинтересовалась я.

— Я слышал о том, что случилось у тебя с твоим парнем, — заявил Сид.

— Ага.

— И мне очень жаль, что так вышло.

— Все нормально, — ответила я. — Со мной все будет в порядке.

— Разумеется, с тобой все будет в порядке, — согласился он.

— Так в чем проблема? — снова спросила я.

Сид сложил руки домиком и оперся на них подбородком.

— В твоей колонке рассказывается о некоей славной девочке, которая пытается заставить одного несчастного придурка жениться на ней. У тебя здорово получалось. Мы все ждали, что она его окольцует. Теперь оказывается, что этот малый — полное дерьмо. Отлично. Пиши последнюю колонку. Это конец истории.

Я молча смотрела на него.

— Ты отдаешь мою колонку Мэри Эллен, — сказала я.

— Во-первых, это не твоя колонка. Моя газета, моя колонка, — заявил Сид. — Во-вторых, да, отдаю.

Я должна признаться, что уже задумывалась над тем, чем займусь, когда перестану работать в газете. Честно говоря, я уделяла этим фантазиям достаточно много времени. Эти фантазии имели несколько разновидностей, но у всех была одна общая черта — я получу кучу денег за то, что напишу и опубликую где-нибудь на стороне. Иногда это представлялось мне книгой. Иногда — сценарием. Иногда книга продавалась так хорошо, что киношники умоляли меня написать по ней сценарий. Тот факт, что я в общем-то практически ничего не писала на стороне, не мешал мне предаваться фантазиям, особенно этой. Когда-нибудь я так и сделаю, и моя мечта-фантазия осуществится. Но именно такой сценарий мне никогда не приходил в голову. Мне и в кошмарном сне не снилось, что меня могут уволить.