Тайна Нереиды - Марианна Алферова

Сервилию она ненавидела сейчас больше, чем Бенита. Мать должна была защищать ее, а вместо этого оказалась на стороне подонка.

— Летти, ты можешь сказать, что произошло? Бенит явился в триклиний весь мокрый и разъяренный.

Ага, она наконец решила поинтересоваться, что случилось.

— Он пытался меня изнасиловать, а я столкнула его в бассейн, — Летиция решила, что вполне может приписать себе действия своего спасителя.

Последовала пауза, но не слишком продолжительная.

— Он просто ухаживал за тобой. Если бы он захотел взять тебя силой, он бы это сделал. — Сервилии нельзя было отказать в логике. Она вновь налегла на дверь. — Открой! Вспомни, я спасла тебе жизнь. Хотя и очень рисковала из-за твоей глупой выдумки. — Вместо того чтобы оправдываться, Сервилия по своему обыкновению обвиняла.

Она никогда не признавала себя виноватой. Никогда. Даже когда подличала и когда врала.

— Премного благодарна. Но я буду благодарить тебя еще больше, если ты выставишь Бенита за дверь. К тому же жизнь мне спас Юний Вер. И Элий.

Имя Элия привело Сервилию в ярость. Она изо всей силы стукнула кулаком в дверь. О боги! Да она просто ревнует и завидует ей, своей дочери! Не к Элию ревнует, нет, ревнует к возможности любить и быть любимой, и выйти замуж по любви, а не продаваться, как пришлось продаться ей, Сервилии, и делить ложе с нелюбимым, и угождать ему ради его бесчисленных миллионов, ежеминутно подавляя отвращение. А потом, обретя наконец свободу, заводить молодых смазливых любовников, теша униженное тело. Теперь мать хочет и ее, Летицию, приговорить точно к такой же жизни, чтобы дочь повторила ее путь во всем — сначала краткий миг любви, а потом богатство, власть и рядом человек, которого презираешь.

Летиция вздохнула. Она думала, что ее мать куда умнее. И, главное, добрее. Но поняла, что называть Сервилию доброй неловко. Легации сделалось так горько, что на глаза навернулись слезы. Ей так хотелось, чтобы ее кто-нибудь любил.

«По опросам общественного мнения, за Бенита Пизона проголосовали бы не более двух процентов избирателей шестой трибы». «По косвенным данным, население Империи возросло на двадцать процентов. То есть лишь каждый пятый гений превратился в человека. Остальные либо погибли во время метаморфозы, либо превратились в котов и змей». "По данным эмиграционной службы, часть гениев, получив временные удостоверения, уже покинула территорию Великого Рима и отправилась в Новую Атлантиду, Конго, Республику Оранжевой реки и даже Винланд[18]. Из Новой Бирки пришло сообщение, что Винланд готов предоставить всем бывшим гениям гражданство".

«Власти Месопотамии сообщают о прибытии новых беженцев из Персии».

«Акта диурна», 5-й день до Календ октября (27 сентября)

В Тибуре Элий чувствовал себя как в ссылке. Может, это и была ссылка, и Руфин недвусмысленно старался показать, что Элий должен держаться вдали от власти. Однако тот, кто родился и вырос в Вечном городе, не может существовать вдали от него, даже если эта «даль» — всего лишь несколько миль, и авто домчит тебя до Рима за полчаса.

Элий не выдержал и приехал в Рим. Его сопровождали только Квинт и секретарь Тиберий. Разумеется, о возвращении Цезаря тут же доложат Руфину. Приближенные и подхалимы начнут гадать, что задумал наследник. Рвется к власти? Претендует на более важную роль? Пусть поломают голову. Ведь никому из них не придет на ум, что он всего лишь хочет спать в своей спальне и работать в своем таблине. А обедать в триклинии, где на стене сохранилась надпись «Гай обожает Тиберия». Фразу эту маленький Элий нацарапал за год до войны. С тех пор стены красили дважды, но надпись всякий раз проступала под слоем краски.

Утром на письменном столе Элия секретарь Тиберий оставил папки. В который раз большая часть бумаг не подготовлена, никаких пояснений. Да и смотрел ли их Тиберий вообще?! Письма не сортированы — деловые послания лежали вперемежку с личной перепиской. Элий сам их разобрал. Последней обнаружилась маленькая записочка без подписи. Аромат духов, исходящий от нее, наполнил весь таблин. Элий вскрыл конверт. Жирный отпечаток помады и наискось нацарапано цветным стилом «Элий»! Цезарь невольно улыбнулся и спрятал письмо под тунику. Мальчишка так бы поступил. Элий подумал, что ведет себя как однолетка Летиции, подыгрывая ей и исполняя ее желания.

«Исполнитель желаний никак не умрет во мне…» — но в этом обращении к своей особе не было упрека.

Наконец старик Тиберий явился — глаза тусклые, под языком катает таблетку. Наверняка опять сердце прихватило. Стареет прямо на глазах — еще вчера лицо его не казалось таким желтым, а щеки — запавшими.

— Тиберий, ты просмотрел бумаги? — против воли в голосе прозвучал упрек.

— Не успел, — честно признался старик.

— А ты отправил мой проект закона «О гениях» императору и в сенат?

— Еще нет.

«Сколько ему до пенсии? Два года? Три? Что-то он совсем сдал», — подумал Элий. Вслух же сказал кратко:

— Бумаг стало слишком много. Не хочешь подыскать себе помощника?

— Подыскать-то можно, — отвечал Тиберий таким тоном, будто во всем был виноват сам хозяин. — Только будет ли новый шалопай предан тебе, Цезарь. Твой пресс-секретарь Квинт все время отлынивает от работы.

Старика одолевала ревность. Одна мысль, что кто-то может выполнять его обязанности лучше (ну разумеется не лучше, но Цезарю-то может показаться, что лучше), сводила его с ума. Появление Квинта повергло Тиберия в панику. Он чувствовал, что вскоре люди совсем иного сорта, молодые, шустрые и беспринципные, окружат Цезаря. И им не будет дела до рассудительной порядочности Тиберия, его обстоятельности, его преданности. Они победят только потому, что молоды. А ведь он служил еще Адриана, отцу Элия, он всю жизнь отдал семье Дециев.

Элий протянул старику папку.

— Через два часа чтобы все было готово.

Старик воспринял эти слова как самый строгий выговор. Но повторять свое предложение насчет помощника Элий не стал — знал, что этим еще больше оскорбит Тиберия. Цезарь сам подберет второго секретаря, и старику придется с этим смириться, как смирился с псом, подарком Квинта. Элий взглянул на лежащего в углу таблина щенка. Тот сладко посапывал, положив большущую голову на толстые лапы.

«Здоровенный будет пес, — подумал Цезарь. — Цербер…»

И хотя он позвал щенка мысленно, тот вскинул голову и уставился на хозяина преданными глазами.

«Спи, Цербер, — опять же мысленно обратился к нему Элий. И щенок послушно смежил глаза. — Где же Квинт? Пройдоха опаздывает».