Последнее желание приговоренной - Марина Серова

Я подобрала зонтик и осмотрела его: на самом кончике было устройство, по виду аналогичное тому, которое есть в домашних пьезозажигалках. Только несравненно более мощное. Вот чем ткнули меня в бок.

Я быстро обыскала труп и убедилась, что ничего удостоверяющего личность при нем нет. Странно только, что те, кто его убил, оставили этот самый электрозонтик. Да и сам труп могли бы убрать.

Да, здесь больше делать нечего. Я вышла из квартиры, тщательно заперла дверь и бросила ключ в прежнюю расщелину в рассохшемся полу.

Через пять минут я бестолково тыкалась в двери охранного агентства «Центурион». Голос из переговорного устройства рявкнул:

— Что вам нужно?

— Это… это промтоварный магазин? — пробулькала я. — Что, на перерыв закрыто?

Ответить мне не успели, равно как и я не успела подумать о том, что мне делать дальше. Тяжелая дверь офиса охранного агентства распахнулась, и оттуда прямо на меня, едва не сбив с ног, вышли двое: один — тот самый, что стоял у подъезда, второй — смутно знакомый верзила с физиономией боксера, то есть бугристой, со скошенным и приплюснутым носом и прижатыми к голове ушами.

— А, бабка, ты уже здесь ошиваешься? На тебе, и вали отсюда! — и первый сунул мне сторублевую купюру.

Я подслеповато потыкалась в нее, а амбал, не обращая на меня ни малейшего внимания, сказал своему коллеге по работе:

— Людмила вечером поедет… так что будь.

— Во сколько?

Я насторожила слух.

— В восемь. За город поедет… ну, туда. С Сергеичем.

С каким это еще Сергеичем, подумала я. Уже не с тем ли Сергеем Сергеевичем, братом покойного вице-губернатора, о приезде которого говорил мне Глеб? Тогда Людмилу Александровну можно только поздравить с тем, как быстро она сняла траур по убитому мужу.

…Да, то, что я только что услышала, — это большая удача! Кажется, наконец-то фортуна начинает поворачиваться ко мне лицом, потому как та часть тела, которой она была обращена ко мне до этого момента, иначе чем задницей не назовешь.

Размышляя таким образом, я едва не столкнулась со старичком с собачкой. По всей видимости, тем самым глухим, о котором упоминал в СИЗО генерал Зубарев: «…гражданин Гусев Дмитрий Дмитриевич, двадцать пятого года рождения, глухой на оба уха». Я невольно попятилась, потому как с некоторых пор все старички в этом дворе вызывали у меня обоснованные подозрения, но он только беззубо улыбнулся и пошел дальше, в свою очередь, едва не натолкнувшись на стоящих возле джипа «центурионовских» парней.

До меня донесся взрыв ругани, а потом тот самый агрессивный хлопец, что шугал меня от подъезда, начал выговаривать старику:

— Проходу от вас нет, старых корыт! Куда ни плюнь, везде эти дармоедские морды щерятся! Пенсионеры, бляха-муха! Ну чего ты уставился на меня, старая каракатица! Пшол отсюда!

— Да чего ты разорался? — сказал боксер. — Это ж глухой из этого дома. Он тут во дворе собачку выгуливает.

Я отвернулась и засеменила к арке.

* * *

На снятую мной квартиру я пришла приблизительно в полдень. С двумя жгучими желаниями — поесть и хоть немного полежать в ванне.

…Кто бы мог подумать, что, покидая мою временную квартиру вчера вечером, в роскошном пальто и строгом костюме деловой женщины, я вернусь сюда к полудню следующего дня в обличье деревенской старухи?

Впрочем, нечего причитать. Надо радоваться, что вообще вернулась. Могла бы и остаться там, в Шуваловском лесу, как та женщина, на которую я натолкнулась в овраге. Нашли бы меня весной, когда сойдут снега, и долго бы пытались идентифицировать, а потом обозначили бы в отчете как труп неизвестной женщины. Все.

Я наскоро состряпала себе поесть и начала жадно поглощать свой завтрако-обед, краем глаза косясь на включенный на местном канале телевизор.

То, чего я ожидала, подтвердилось.

Шел разговор в студии — вероятно, в рамках предвыборной кампании. В студии сидели генерал Зубарев и представитель Никиты Никитича Бурмистрова. И, судя по всему, разговор шел об убийстве Клейменова.

…Человек, которого я видела на экране (с титром в нижней части экрана — Сергей КЛЕЙМЕНОВ), был сильно похож на вице-губернатора. Те же черты, те же глаза. Вот только моложе лет этак на пятнадцать-двадцать — и с волосами куда более светлого оттенка. Почти блондин. Лицо чистое, бледное, гладко выбритое. И в глазах младшего Клейменова, не темно-серых, как у брата, а светло-голубых, я заметила какое-то пугающе отстраненное выражение — как будто он смотрел перед собой и ничего не видел. Я подумала, что мне уже приходилось видеть подобные глаза… но у кого?

Впрочем, что это я? Просто человек, в отличие от Людмилы Савиной, по-настоящему огорчен гибелью Виктора Клейменова.

Сергей Сергеевич говорил высоким, чуть надтреснутым голосом:

— Я не могу строить версий насчет того, кто убил моего брата. Я только знаю, что его убили и что это преступление должно быть раскрыто. — И он выразительно посмотрел на генерала Зубарева.

Зубарев склонил голову набок и сказал:

— Есть проработанная версия о мотивах и характеристиках этого убийства. О них я вкратце сообщал. Повторю и сейчас: по всей видимости, корни этого преступления ведут в Москву. Того же мнения придерживается находящийся в нашем городе руководитель спецотдела ФСБ генерал Суров. В интересах следствия…

Я выключила телевизор: передача явно не способствовала аппетиту. А этот Клейменов-младший — такой же представительный мужчина, как его брат. Только куда моложе. И еще вот эти глаза…

Ладно. Важно то, что мне удалось установить: Людмила Савина здесь, в городе. И… Да, кстати, может, и Глеб здесь? Может, Савина никуда и не уезжала, и доктор просто-напросто вешал мне лапшу на уши? И он сам во всем замешан? Но зачем же тогда он помог мне?

Все эти вопросы не помешали мне залезть в ванну, а потом перебраться в теплую постель — куда более уютную, чем у Макара и Тоськи (хотя если бы не они, спала бы я сейчас не под одеялом, а под снегом — вечным сном).

И провалилась в липкую, тускло бормочащую отключку…

* * *

Проснулась я, когда за окном уже было темно. На секунду перепуганной птицей вспорхнула мысль, что я проспала, но нет — организм, как хороший таймер, вышел из сна в отмеренное мной самой время: половина седьмого вечера.

Через час в полной старушечьей экипировке и с автоматом под шубейкой (неблагоразумно брать с собой «засветившийся» автомат, но куда деваться?) я была в «центурионовском» дворе. Мирно сидела на лавочке, нахохлившись, как старенький серенький воробей, закутав голову платком. Никто и никогда — включая Грома — не признал бы в этой старушке агента Багиру.

…Хотя, надо сказать, я уже не была агентом Багирой: меня разжаловали. Но можно изменить статус, а вот навыки и опыт, да и самую сущность ведь не изменишь, не так ли?