Номер 10 - Сью Таунсенд

— Кто же баранью ляжку выбрасывает? — сердито фыркнула Венди. — Ее варят и едят.

— Черт побери, до чего же вы педантичны, Венди! — воскликнула Адель. — Это одно из ваших наименее привлекательных качеств. В общем, я поговорила с одним приятелем, он кардинал, и он согласился руководить церемонией погребения ноги Барри. Все пройдет тихо, по-семейному, — ну и я там буду, конечно. В церкви Кенсал-Райз как раз выкроили время… Соглашайтесь, и я запущу все дело. Только для гроба мне нужна мерка ноги Барри.

— А разве не Барри решать? — спросила Венди.

— Разумеется, ему решать, — согласилась Адель. — И он полностью солидарен со мной. Я с ним сегодня утром побеседовала.

— Так ведь он от морфия одурел. У него глубокая психологическая травма.

— Да, и это замечательный способ залечить ее. Он может присутствовать на похоронах одной из важных частей своего тела. Он может рассказать всем, что нога для него значила, поделиться воспоминаниями о ней. Нельзя лишать его этой возможности, Венди.

Венди спросила себя, причем не впервые, кто тут сумасшедший — Адель или она сама? Глупо ли противиться погребению правой ноги сына? Адель чрезвычайно умна, и, что еще важнее, она оригинальный мыслитель и выдающийся теолог-любитель.

— Я бы хотела подождать, пока вернется ваш муж, и мы с ним это обсудим, — сказала Венди.

Лицо Адель померкло: прошлой ночью голоса сообщили ей, что Эд уже никогда не вернется.

В комнату ввалился Александр Макферсон и бухнул на кофейный столик перед Адель огромную кипу газет. Кроме «Католического вестника», остальные газеты посвятили первые полосы рассказу о бородавках Адель.

— Видели это? — Он едва сдерживал ярость.

Адель нарушила священное правило. Она явилась в программу «Сегодня» и дала интервью Джону Хамфризу, не предупредив пресс-службу. Это все равно как если бы христианин, собираясь выйти на арену Колизея, полную голодных львов, надеялся остаться в живых.

Адель пришла в восторг от того, что оказалась в передовицах национальной прессы. И она гордилась контекстом. Она ратовала за неприкосновенность жизни и восславила святость тела обычных мужчин и женщин.

— Адель устроила, чтобы ногу Барри отпел кардинал в церкви Кенсал-Райз, — сообщила Венди.

Она должна была рассказать об этом кому-то, кто обеими ногами стоит на земле, пускай даже этот кто-то — интриган и наглец, зато точно в своем уме.

Адель взяла «Индепендент» и прочла первый абзац передовицы. Александр и Венди обменялись взглядами, и Александр приставил палец к виску и покрутил его в международном жесте.

— Адель, — сказал он, — кто ваш врач?

Джек сидел в кресле восемнадцатого века и смотрел в окно на неподвижную серую воду канала. У его ног лежал черный деревянный кот. Ночью он несколько раз о него споткнулся. Джек старался держать себя в руках, но премьер-министр собирался уже больше часа. Джек гадал, что еще тот придумает. Ведь есть же предел всем этим ухищрениям, сколько можно намазывать косметику, прихорашиваться и поправлять прическу перед зеркалом.

Пока они спали, под дверь просунули бесплатный номер «Дейли телеграф». Джек с тревогой прочел заголовок: «Жена премьера вовлечена в фундаменталистский конфликт», но, когда показал его премьер-министру, Эдвард лишь отмахнулся:

— Замечательно, что Адель открыла дебаты по столь важному теологическому вопросу, — и ушел в ванную подкрасить ресницы.

Муниципальный район Гамптон находился в тихой долине, со всех сторон отрезанной шестирядными автострадами. С внешним миром район связывало несколько длинных пешеходных мостов и туннелей. Один местный житель написал в газету «Йоркшир пост»: «Теперь я знаю, каково быть хомяком».

Среди населения этой во многом забытой зоны ходило поверье, что в Гамптоне погода всегда хуже — облака ниже, а ветер холодней, чем в остальных частях Лидса. Поверье не подтверждалось метеорологической статистикой, но упорно передавалось из уст в уста, усугубляя чувство загнанности жителей района: их словно сослали сюда или подвергли общественному наказанию. Некоторые молодые обитатели Гамптона, побывавшие в тюрьме, говорили, что уж лучше тюрьма, чем Гамптон, — в тюрьме хоть есть чем заняться.

Глядя на этот жилой массив, можно было поддаться впечатлению, будто он изолирован и от остальной Великобритании, и от какой-либо формы правления. Гамптон походил на забытую цивилизацию. Иногда из внешнего мира заглядывали путешественники — социальные работники, учителя и чиновники, — но они торопились выполнить свою работу и уехать до темноты. Прежде чем спуститься с холма в Гамптон, Али бормотал молитву, прося у Аллаха защиты. По пути он рассказал пассажирам — неулыбчивому мужчине и красивой блондинке, — что ни при каких обстоятельствах не оставит здесь такси без присмотра. Взрослые мужчины племени Гамптон своей культурой запрограммированы утонять любой транспорт. Недавно двенадцатилетние мальчишки угнали полицейский «лендровер» и носились на нем по району под одобрительные возгласы и поздравления большинства населения.

Для начала Али проехал по Гамптону и показал главные его достопримечательности. Налицо были все стереотипы крайней бедности. Премьер-министр ерзал на сиденье, проезжая мимо заколоченных домов и тропинок, которые раньше были дорогами. Некогда он посетил трущобы Рио-де-Жанейро, где люди существовали на пособие, но там хоть царила атмосфера жизни, даже радости. А тут никаких признаков, что в жизни обитателей Гамптона есть хоть намек на радость.

Али припарковал машину рядом с пустырем, заросшим грязью и травой, который некогда, возможно, был парком. Ветровое стекло заливал дождь, и Али включил «дворники». Они наблюдали, как к дому напротив подъехал пикап, из кабины вылезли двое мужчин весьма хилого сложения, оба в трико и кроссовках, и принялись распутывать веревку, которой к пикапу был привязан старый двуспальный матрас. Дождь перешел в ливень, волосы у неатлетичных обитателей Гамптона прилипли к черепу. С их губ срывались неприличные и злые слова, они торопились отвязать матрас и затащить в дом, пока он не размок под дождем. Джек, Али и премьер-министр наблюдали за этой гонкой, словно за диковинным соревнованием.

Дверь дома открыла высокая квадратная женщина с руками штангиста; за ее гамаши цеплялся голозадый малыш в футболке с Человеком-пауком и с бутылочкой во рту. Казалось, женщина выкриками подбадривает мужчин, но, когда Али опустил стекло, стало слышно, как она орет:

— Шевелись, жирняи!

Один из мужчин зарычал в ответ:

— Нужен тебе матрас или нет, Тойота?

Мужчины закинули матрас на головы и слепо заковыляли по дорожке к двери. Полуголый малыш радостно кинулся им навстречу. Тойота перехватила его и сгребла за шиворот. Малыш заверещал, выгнув спину, а Тойота принялась шлепать его по ногам и голой попке. Ребенок судорожно вдохнул и задержал дыхание. Реакции маленького тела на какое-то время замедлились.