Номер 10 - Сью Таунсенд

Она никуда не выходит, а ведь ей только девятнадцать. Папа Тушинги видел его только раз, в больнице, на второй день после рождения. Заявился с дружками и принес здоровенного плюшевого мишку, которого его мамаша выиграла в лотерею, так что это все одно не подарок. Иногда присылает деньги через Джона-паралитика, по ведь даже не вспомнил про первый дань рождения собственного сына. Ну да, она, конечно, девушка крупная и совсем не красотка, только некоторые мужики не возражают. Характер у нее отличный, и про африканскую природу она знает ну просто все. Раньше брала книжки про животных из библиотеки, которая была в районе. Там все было так здорово, тихо, пахло лаком, и такие высокие изогнутые окна. А теперь там склад ковров, а новая библиотека — это просто комната в торговом центре, и как ни придешь, постоянно закрыто.

Она не знает, что по-африкански значит «Тушинга», но выяснит, не сомневайтесь.

Пока Тойота покупала карточку на электричество, Джек с премьер-министром читали объявления в вестибюле. Плакат извещал, что Гамптонский клуб молодежи работает по четвергам с семи до девяти в актовом зале, который, очевидно, вмещает также Ассоциацию пенсионеров — любителей лото и дошкольную группу (свободных мест нет).

Джек сказал:

— Во время войны на каждом углу были ясли, чтобы женщины могли работать.

Премьер-министр раздраженно ответил:

— Приняты бесчисленные меры, Джек, чтобы помочь одиноким родителям вернуться на работу.

Наверху, за дверью с кодовым замком, работники местного совета, социальные служащие, кураторы условно осужденных и участковый полисмен проводили совещание с Гамптонской жилищной комиссией. Они приняли решение о выделении гранта, на который, если его не разворуют, закупят новый теннисный стол, четыре ракетки и набор шариков — в качестве меры по борьбе с вандализмом и угоном машин в районе.

Джек с премьер-министром подвезли Тойоту домой. Джек сам донес Тушингу до двери. Ему нравилось, как детские ручонки обнимают его шею. Он дал Тойоте двадцатифунтовую бумажку и сказал:

— Как хочешь, так и трать, милая.

Когда они вернулись в машину, он свирепо посмотрел на премьер-министра:

— Пятнадцать минут первого, среда, и почему же «библиотека закрыта»?

Премьер-министр ничего не ответил, но ощутил неясный стыд. В груди у него опять сперло, а в пальцах левой руки закололи иголки и булавки, но он смолчал. Вряд ли это сердечный приступ — он абсолютно здоров, играет в теннис и дважды в неделю занимается любовью. Сердце должно быть в хорошей форме. Он взял газету Джека и пробежал передовицу. Ну и что с того, что Адель назвали Королевой нацистов? Она же яркая личность и имеет право на собственное мнение. Он глубоко верил в Алекса Макферсона — тот будет работать на износ, но сведет к минимуму ущерб для правительства.

Премьер-министр откинулся на сиденье и пристегнулся ремнем безопасности. Неприятные мысли он отодвинул на задворки сознания. Еще целых три дня отпуска.

— Что дальше, шеф? — спросил Али.

Джек поинтересовался у премьер-министра, что бы Эдвина теперь хотела увидеть.

— Церковь здесь есть? — спросил премьер-министр.

Церковь Св. Луки оказалась огромным зданием, зажатым между эконом-магазином «Низкие цены» и вереницей заколоченных магазинов. Оконные витражи защищали решетки, а крыша блестела защитной смазкой от вандалов. По грязной площадке у церковного крыльца были разбросаны конфетти. Из здания доносилась музыка «В лучах заката алый парус».

Джек и премьер-министр пробрались через грязь и мусор, вываленный из перевернутого бака на колесиках, и отыскали вход в церковный зал. Маленькая пристройка к церкви походила на укрепленный форт решетки, шипы, колючая проволока. Дверь была заперта, поэтому они заглянули в окно сквозь прутья решетки и увидели, как старухи и несколько стариков танцуют вальс. На всех были блестящие бальные туфли. Женщины в красивых платьях, мужчины в костюмах с галстуками. Их нормальная повседневная обувь выстроилась у дальней стены.

Джек вдруг с удивлением обнаружил, что глаза у него на мокром месте, хотя песня «В лучах заката алый парус» ему никогда особенно не нравилась.

Из дверей церковного зала на улицу вышел молодой негр в темном костюме с пристегнутым стоячим воротничком. Увидев Джека и премьер-министра, он спросил с сильным африканским акцептом:

— Вы на танцы?

— Да, — ответил премьер-министр.

Внезапно ему захотелось кружиться и лететь в тата музыке, прочь от грязи, металла и холодного ветра.

Викарий представился. Его звали Джейкоб Мутумбо, и он приехал из Претории миссионером, помочь беднякам района Гамптон. В церкви Св. Луки он всего шесть месяцев, но уже немало успел: организовал танцклуб для пенсионеров, потому что танцы лечат душу, а как ни жаль, и, пожалуйста, не обижайтесь, но души жителей района Гамптон изувечены, и им требуется лечение.

Под латиноамериканские ритмы Эдмундо Росса Джек подхватил премьер-министра и увлек в зал. Оба уже много лет не танцевали румбу, но двигались слаженно, и Джек почти сожалел, когда вмешался старик с одышкой, Эрни Нейпир, и умыкнул премьер-министра в дальний угол.

Джек сел перевести дыхание и увидел, как несколько старых дам одарили премьер-министра ядовитыми взглядами, пока тот искусительно качал бедрами под страстный ритм «Гуантанамеры».

Джейкоб Мутумбо объявил белый танец, и Джека пригласила на квик-степ пожилая дама в красных сверкающих бальных туфлях и с плохо подогнанной искусственной челюстью. Пока они порхали по залу, она рассказала Джеку, что в детстве пожертвовала пенни из карманных денег, чтобы снарядить миссионера в Африку.

— А теперь они нам самим нужны, — сказала она.

Эрни Нейпир выделывался перед премьер-министром, исполняя на и повороты, один за другим исчезавшие из его танцевального репертуара по мере того, как на него наваливались возрасг и артрит. Теперь же, вдохновленный относительной молодостью и смазливостью премьер-министра, он вспомнил все, и премьер-министр, не до конца освоивший все женские тяготы, едва поспевал за ним на высоких каблуках.

В перерыве Джейкоб, собрав тесный кружок, говорил о Боге. В его устах Бог казался добродушным папашей, который пытается не дать своей шестимиллиардной семье свернуть с прямого пути.

Пока Джейкоб проповедовал, Эрни Нейпир положил руку на бедро премьер-министру и просипел:

— Может, мне и семьдесят девять, но я еще могу. Премьер-министр убрал его руку и ответил:

— Вы замечательно танцуете.

Эрни приник влажными губами к уху премьер-министра и тяжело задышал:

— При чем тут танцы? Я еще могу ЭТО.

От мысли о половом сношении с задыхающимся слюнявым Эрни Нейпиром у премьер-министра стиснуло грудь, ладони его вспотели. Он подал Джеку знак, что желает уйти, но когда поднялся со стула, в глазах у него поплыло, и он медленно осел на пол.