Лесная земляника - Сандра Мэй

Мистер Дэвис принялся скупать земли у постепенно разоряющихся соседей. Прирожденный торговец, он уловил странные веяния нового времени, в Лондоне завел дружбу с нуворишами, причем не только британскими, но и пришлыми, едва ли не со всего света. К тому времени, как Джон Фарлоу в Америке начал потихоньку привыкать к самостоятельности в бизнесе, мистер Дэвис превратился в своего рода агента по престижной и шикарной недвижимости.

Слухи о нем ходили разные и довольно неприятные. Вслух о таком не говорят, но и скрыть полностью это невозможно: мистер Дэвис, вроде бы, скупал земли у особенно отчаявшихся землевладельцев по дешевке, а продавал в три-четыре раза дороже. Единственное, до чего он не мог дотянуться — майорат, то есть земли, передающиеся по наследству. Мейденхед принадлежал именно к таким наделам.

Слухи ползли, ширились, шуршали темными крыльями по закоулкам графства — и вскоре мистер Дэвис понял, что, скорее всего, ему придется примириться с тем, что он всего лишь богач. ЗНАТНЫМ богачом ему не стать. Слишком много пятен появилось на его репутации за последние несколько лет.

Лорд Уоррен — ближайший сосед Дэвисов — относился к ним наиболее лояльно. Собственно, старый лорд лояльно относился ко всему миру в целом, считая, что абсолютно все и вся в этом мире достойно восхищения. Дэвисы… ну что Дэвисы! Да, мы все всё понимаем, да, они могли бы быть посимпатичнее, но что же делать, если Господь дал им именно такой облик? И лорд Уоррен исправно приглашал соседей на обеды, праздники, совместные конные прогулки…

Юную Клэр он принял в своем доме на равных со своими племянницами, звал ее «деточкой» и знать не знал, что Клэр держится в компании особняком, склонна к сплетням и потому совершенно никем не любима.

Когда Джон Фарлоу уехал, Клэр отправилась в Лондон не солоно хлебавши, а ее предприимчивый отец с новыми силами принялся обхаживать лорда Уоррена. Старик сопротивлялся — но экономика бывает на редкость безжалостна: очертив сам для себя незыблемую границу тех земель, которые продавать нельзя никак, никогда и ни при каких обстоятельствах, лорд Уоррен, скрепя сердце, потихоньку отдавал Дэвису за бесценок поля и луга, пастбища, лес, и так продолжалось до тех пор, пока границы уродливо раздувшегося «Розового Рая» не начали налезать на тисовую рощу — красу и гордость Мейденхеда.

После этого мистер Дэвис обрел уверенность, что лорда осталось дожать совсем чуть-чуть, а потом поместье все-таки перейдет Дэвису, и тогда можно будет снова подать прошение, и Боже, храни королеву… если она вздумает отказать ему и на этот раз!

Вот тут и случилась катастрофа. И нужно было напрячь все извилины, чтобы срочно изыскать пути решения…

* * *

Все эти сведения — без некоторых деталей, разумеется, — Джон Фарлоу собрал, объехав немногочисленных оставшихся соседей. О Дэвисе рассказывали неохотно и чаще всего — с брезгливым отчуждением и даже презрением. Многие придерживались принципа: о Дэвисе, как о покойнике, — либо хорошо, либо ничего.

Завершался же этот трудный день здесь и сейчас, в тошнотворно-розовой гостиной усадьбы «Розовый Рай», куда Джон Фарлоу приехал, притворяясь ВСЕ ЕЩЕ КАК БЫ ЖЕНИХОМ Клэр Дэвис…

За десять лет Джон перебывал на множестве самых различных заседаний, и отнюдь не все они были искрометно интересны. Там он научился сидеть с заинтересованным и вежливо-внимательным видом, кивать в нужных местах, а иногда вставлять глубокомысленно-бессмысленные замечания, типа «О, это действительно интересно! Не могли бы вы остановиться на этом вопросе чуть подробнее?» Мозг Джона при этом был совершенно расслаблен, мысли текли свободно и легко, никакой сонливости…

Сейчас о сонливости речь вообще не шла. Джон заставил себя быть холодным и сдержанным, хотя внутри все клокотало от ярости. Практически все обстоятельства того, как Дэвис буквально подталкивал старого лорда Уоррена к краю пропасти, были Джону уже известны. Оставалось прояснить лишь несколько абсолютно загадочных моментов. Например: почему дядя Уоррен не воспользовался деньгами Майры, полученными от продажи дома в Сомерсете?

Сейчас Джон величаво кивал, почти не слушая дребезжащий голос Дэвиса, и только отстраненно рассматривал своего бывшего будущего тестя.

Удивительно, на какие шутки иногда способна природа. Покойная миссис Дэвис была очень похожа на маленький бочонок с ножками и ручками. Мистер Дэвис напоминал бочонок покрупнее, но все равно не слишком большой. Почему у этих… бочкообразных родилась рослая и величавая валькирия Клэр — непонятно. Папенька доставал ей, в лучшем случае, до подмышки.

Джон постарался сосредоточиться, попутно решительно отставляя в сторону бокал с тошнотворным фирменным напитком мистера Дэвиса — розовым пуншем.

— …Ах, Джонни, малыш — ты позволишь так себя называть? Мы ведь без пяти минут родня, да и со стариной Уори были не разлей вода. Уж он любил тебя, Джонни! Честное слово, я говорил с ним про вашу с Клэр свадьбу, словно с твоим родным папашей. Пусть земля пухом… Почему не пьешь? Хорош напиток, ох, хорош!

— Благодарю, мистер Дэвис. Пунш отменный, но я за рулем, а дорога предстоит еще неблизкая.

— Так ты не останешься ночевать?

— Нет!!!

Джон не смог сдержать ужаса, потому последняя реплика прозвучала, как вопль. Однако захмелевший мистер Дэвис сделал свои выводы.

— Не терпится вернуться к своей сладкой невестушке? Ох, понимаю, Джонни. Как говорится, сладок медок, с него на горчицу не потянет.

Джон мысленно напрягся. Дэвис действительно не знает, где Клэр? Или намеренно проверяет Джона по ее просьбе? Возможно, Клэр сейчас подслушивает за одной из дверей…

— Я расстался с ней в самом начале недели, мистер Дэвис. У нее тоже нашлись дела, так что, боюсь, мы толком не договорились о встрече. Но вы правы, мне хочется ее поскорее увидеть.

— Дела-а у моей девочки? Деловая моя девочка. Да, Джонни, тебе достанется чистый золотой слиток. Сколько лет я ее холил и лелеял, но вот в твои руки отдаю с легкостью. Ведь все ради вас, молодых. Вся жизнь, все старания… Ей-бо! Как вспомню труды свои ежедневные и еженощные…

Дэвиса развозило со сладкого пойла стремительно и неудержимо, и Джон решил чуть усилить нажим.

― Ну… труды ваши сводились в основном к купле-продаже…

― Э, малыш, не будь таким… прнбр…. пнрбл…пре-бре-не-жи-тель-ным! Это ж адский был труд уговорить-то всех! Вот даже и дядя твой — хороший человек, любил тебя, но своих детей нет, сразу видно. Уперся и все. А я говорю, пропадет же поместье. А он — майорат продавать нельзя. А я ему — продавай, разорился ведь совсем, а я сберегу, все нашим деточкам пойдет. А он…

― Мистер Дэвис, а зачем вы требовали, чтобы дядя Уоррен единовременно расплатился по всем закладным? По-дружески могли бы и подождать.

― Дык! Я ж хотел, как лучше! Чтоб он сразу освободился от этой головной боли, от поместья-то. Счас бы, Джонни, не пришлось тебе ремонтами заниматься, все бы папа сделал.