Аналитическая психология - Карл Густав Юнг

149 Всякий раз, когда появляется такое неприемлемое содержание, мы должны определить, является оно личным качеством или нет. «Волшебник» и «демон» вполне могут репрезентировать качества, сами названия которых мгновенно дают понять, что это не личные, не человеческие качества, а мифологические. Волшебник (колдун) и демон – мифологические фигуры, выражающие неизвестное, «нечеловеческое» чувство, которое охватило пациентку. Это – атрибуты, ни в каком смысле не применимые к человеческой личности. Тем не менее как интуитивные суждения они постоянно проецируются на окружающих в ущерб человеческим отношениям.

150 Эти атрибуты всегда свидетельствуют о том, что содержания трансличного, или коллективного, бессознательного проецируются. Личные воспоминания не могут объяснить «демонов» и «злых волшебников», хотя каждый из нас, конечно, когда-то слышал или читал о подобных вещах. Мы все слышали о гремучих змеях, но мы не называем гремучей змеей ящерицу или слепуна и выказываем соответствующие эмоции только потому, что нас напугало их шуршание. Аналогичным образом мы не станем называть нашего знакомого демоном, если только он в самом деле не оказывает на нас некое демоническое влияние. Однако если бы это влияние действительно было частью его личного характера, оно проявлялось бы во всем, а значит, этот человек и правда был бы демоном, своего рода оборотнем. Но это мифология, т. е. коллективная психика, а не индивидуальная. Пока через наше бессознательное мы причастны к исторической коллективной психике, мы естественно и бессознательно живем в мире оборотней, демонов, волшебников и т. д., ибо таковы фигуры, которые все прежние эпохи наделяли невероятной аффективностью. Равным образом мы говорим о богах и дьяволах, спасителях и злоумышленниках; однако было бы абсурдно приписывать эти потенциальности бессознательного себе лично. Следовательно, абсолютно необходимо провести четкую грань между личными и безличными атрибутами психики. Это, разумеется, отнюдь не опровергает существования содержаний коллективного бессознательного; я лишь хочу подчеркнуть, что как содержания коллективной психики они противопоставлены индивидуальной психике и отличны от нее. Необразованный люд, естественно, никогда не отделял эти вещи от индивидуального сознания, ибо боги и демоны рассматривались не как психические проекции и, следовательно, как содержания бессознательного, а как самоочевидные реалии. Лишь в эпоху Просвещения мы обнаружили, что боги на самом деле не существуют, а являются проекциями. Тем самым с богами было покончено, но не с соответствующей им психической функцией: она погрузилась в бессознательное, и люди оказались отравленными избытком либидо, который прежде находил выход в культе божественных образов. Девальвация и вытеснение такой сильной функции, как религиозная, разумеется, имеет серьезные последствия для психологии индивида. Бессознательное, непомерно усиленное притоком либидо, начинает оказывать мощнейшее влияние на сознательный разум через свои архаические коллективные содержания. Период Просвещения, как известно, закончился ужасами французской революции. Сегодня мы вновь переживаем подъем бессознательных деструктивных сил коллективной психики. Результатом стало массовое убийство беспрецедентных масштабов[78]. Именно к этому и стремилось бессознательное. Предварительно его позиция была безмерно усилена рационализмом современной жизни, который, обесценив все иррациональное, низвергнул функцию иррационального в бессознательное. Но как только эта функция оказывается в бессознательном, ее действие приобретает опустошающий характер, подобно неизлечимой болезни, очаг которой не может быть уничтожен, ибо он невидим. В этом случае и индивид, и вся нация вынуждены проживать иррациональное в своих собственных жизнях, вплоть до посвящения их высочайших идеалов и ума выражению его безумия в самой совершенной форме. То же самое, только в миниатюре, мы видим в нашей пациентке, которая бежала от образа жизни, казавшегося ей иррациональным (госпожи Х), только для того, чтобы реализовать его в патологической форме (и с величайшими жертвами) в отношениях со своей подругой.

151 Ничего другого не остается, кроме как признать иррациональное необходимой (ибо она вездесуща) психологической функцией, а ее содержания рассматривать не как конкретные реалии – это был бы явный регресс! – а как психические реалии, реальные потому, что они работают. Коллективное бессознательное, будучи репозиторием человеческого опыта и в то же время предварительным условием этого опыта, есть образ мира, на формирование которого ушли эоны. С течением времени в этом образе выкристаллизовывались определенные черты, так называемые архетипы, или доминанты. Это правящие силы, боги, образы главенствующих законов, принципов и типичных, регулярно повторяющихся событий в цикле переживаний нашей души[79]. В той мере, в которой эти образы суть более или менее верные копии психических событий, их архетипы, т. е. их общие характеристики, акцентуированные в процессе накопления схожих переживаний, соответствуют определенным общим характеристикам физического мира. Следовательно, архетипические образы можно рассматривать метафорически, как интуитивные представления о физических явлениях. Например, представления об эфире, первородном дыхании или душевной субстанции, встречаются по всему миру; равно распространено и интуитивное понятие об энергии как о магической силе.

152 В силу своей близости к физическим явлениям[80] архетипы обычно появляются в проекции, а поскольку проекции не осознаются, они переносятся на людей из непосредственного окружения, преимущественно в форме анормальной пере- или недооценки, ведущей к разного рода недопониманиям, ссорам, фанатизмам и безумствам. Мы говорим: «Он боготворит то-то и то-то» или: «Такой-то и такой-то bête noire[81] господина Х». Аналогичным образом возникают современные мифологические образования, т. е. фантастические слухи, подозрения, предрассудки. Следовательно, архетипы крайне важны: они оказывают на нас мощное влияние и заслуживают самого пристального внимания. Их нельзя просто подавить; напротив, их следует тщательно взвешивать и учитывать, хотя бы потому, что они несут с собой опасность психического заражения. Поскольку обычно они проявляются в виде проекций и поскольку проекции сохраняются лишь там, где имеется подходящий «крючок», их оценка и анализ отнюдь не простая задача. Посему если некто проецирует образ дьявола на своего соседа, то это потому, что в упомянутом человеке есть нечто, что делает фиксацию этого образа возможной. Разумеется, это не означает, что сосед действительно дьявол; напротив, он может быть славным малым, который, однако, несовместим с проецирующим, в результате чего между ними возникает «дьявольский» (т. е. разделяющий) эффект. Равным образом и проецирующий не обязан быть «дьяволом», хотя должен признать, что и он несет в себе нечто «дьявольское» и столкнулся с этим только благодаря проекции. Но это не делает его дьяволом; в действительности он может быть ничуть не хуже своего соседа. Появление образа дьявола в таких случаях просто означает, что два человека в данный момент несовместимы; именно по этой причине бессознательное отделяет их друг от друга и держит на расстоянии. Дьявол – вариант архетипа «тени», т. е. опасного аспекта непризнанной, темной половины личности.