Двуликий ангелочек - Светлана Алешина

Любовь Максимовна раскрыла одну из папок и показала мне фотографию девочки. Я сразу узнала то же самое кроткое выражение на детском лице, которое видела на фотографии. Дело было тоненькое, какие-то справки, медицинская карточка и детские рисунки, вот, пожалуй и все, что там было.

— Ты меня извини, конечно, — сказала вдруг Любовь Максимовна, — но я тебе эти бумажки отдать не могу. Мало ли кому еще они понадобятся…

Что-то я услышала в ее голосе, что заставило меня насторожиться. Старушка явно от меня что-то скрывала.

— Да мне они и не нужны, собственно, я только хотела выяснить, что стало с ее матерью потом?

— А зачем тебе? — спросила вдруг Любовь Максимовна.

Я вздрогнула. «Она знает, где мать Гели сейчас, — решила я. — Иначе бы она не задала мне этот вопрос».

— Так ведь убили девочку! — сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал растерянно. — Я должна найти того, кто это сделал.

— Ну, коли так, я тебе вот что скажу. — Любовь Максимовна понизила голос и стала похожа на заговорщицу. — Если б Ангелиночка жива была, нипочем бы тебе не открыла, кто ее на свет родил. Не достойна эта женщина ребенка иметь! Умерла бы сама, а не дала бы ей дочь свою разыскать… Приходила она ко мне.

— Кто? — вырвалось у меня. — Мать Гели?

— Не мать она ей! — повысила голос Любовь Максимовна. — Она ее только на свет произвела, как кукушка, а матерью я ей была. Потому что любила ее. Как и других любила. Всех своих деточек любила. Всем им матерью была. И если отдавала их в чужие руки, то никто не знает, как у меня потом за них душа болела, и до сих пор болит!.. А эта… Кукушка! Приходила. В ногах у меня валялась, просила сказать, где Ангелиночка, деньги предлагала. Много, я и не запомнила даже сколько. Да зачем мне деньги-то? Я Ангелиночку не предам. Эта кукушка даже не знала, как назвать своего ребенка, которого искать пришла, имя у меня спрашивала. А ты говоришь — мать!

— Она предлагала вам много денег? — спросила я. — Значит, богатая?

— Куда там богатая! — презрительно воскликнула Любовь Максимовна. — Выше бери. Миллионерша! И живет где-то за океаном. Вот я и рассудила: от своего ребенка отказалась в молодости, теперь пожалела об этом, локти кусает, да на старости не купишь его любовь-то. Помучайся-ка, как она без матери родной мучалась.

— Она вам адрес свой оставила? — не выдержала я.

Любовь Максимовна вновь подозрительно на меня посмотрела.

— Ну смотри, сыщица! — сказала она наконец. — Скажешь матери, где могилка ее дочери, грех на душу возьмешь. Не должны такие женщины своих брошенных детей находить. Даже после смерти. Гулять ей хотелось? Вот пусть теперь и гуляет, пока ее черт к себе не заберет! Вот, оставила она мне тут бумажку.

И Любовь Максимовна протянула мне глянцевую визитную карточку, лежавшую в деле и которую я сразу не заметила.

«Штирнер-Дроздова Елена Анатольевна, — прочитала я. — Сеть ресторанов «Берт» в Нью-Йорке и Нью-Джерси. Рестораны «У Елены» в Москве, Санкт-Петербурге и Тарасове. Телефон 21-22-76».

— Она меня тут часа два уламывала, — продолжала рассказывать Любовь Максимовна. — Все о себе рассказала. Да только напрасно старалась на жалость меня взять. У всех судьба трудная, на то и люди, а не твари бездушные. Приехала, говорит, из Тарасова в Москву метро строить. Да не столько метро ее интересовало, сколько квартира в Москве. Да тоже не совсем дура была, сообразила быстро, что ни квартиры, ни прописки в Москве не получит. Как была лимитчицей, так и останется. Что девки в таком случае делают? Замуж выходят. Вот и эта кукушка стала жениха искать. Подцепила какого-то, позарился он на нее. Да только парень не лопух был, обрюхатил ее и укатил БАМ строить, ручкой ей сделал. Она помыкалась беременная по Москве, ни квартиры, ни угла, с работы ушла давно. С подружкой какой-то в Тарасов поехала, а родители-то померли, пока она там в Москве валандалась. Квартира государству ушла, ее другим людям отдали. Попросилась к подружке, у той родители живы были. Ну и родила тут шестимесячную девочку. Расписывала мне, как плакала она в роддоме, когда отказывалась от нее, да только не верю я слезам таким. Ей тогда себя жальче было, чем ребенка, которого на свет произвела. Бросила она девочку. Сама опять в Москву уехала догуливать, чего не догуляла…

Любовь Максимовна посмотрела на меня многозначительно и сказала задумчиво:

— Словно ждал кто, когда она такой грех на душу возьмет… С полгода, говорит, пожила то с одним, то с другим, а потом познакомилась с одним каким-то, из заграницы тогда приехал своих родственников разыскивать. Ну и разыскал — кукушку эту. Женила его на себе. Уехала с ним за океан. А он помер. У нее теперь миллионы, а дитя-то и нету. И родить уже не может. Да и рожай не рожай, а грех все висеть на душе будет. Никакие миллионы не помогут…

— Любовь Максимовна, можно я прямо от вас ей позвоню, — сказала я, — чтобы вы не сомневались, что я ей не расскажу про Гелю?

— Давай, звони, — согласилась старушка. — Мне все одно, спокойнее будет.

Я с некоторым волнением набрала номер телефона. Если родная мать Гели приехала в Тарасов из Америки, это странным образом совпадает с рассказом Вики о парне-американце, хотя во многом и не стыкуется с ним.

За того парня Геля, по словам Вики, собиралась замуж. Может быть, это был миф, которым она прикрывалась от расспросов о своей родной матери. Но если это так, выходит, она уже знала о том, что ее разыскивает родная мать? Знала, кто она, знала, что она богата…

Значит, Елене Анатольевне Дроздовой все же удалось ее разыскать? На эти вопросы я хотела получить ответы как можно скорее.

Ответил мне мужской голос. То, что я услышала, поразило меня настолько, что я даже растерялась и посмотрела на Любовь Максимовну с опаской, словно это она «накаркала»…

— Алло! — услышала я. — Кто это?

— Простите, — сказала я. — Я хотела бы поговорить с Еленой Анатольевной. Это ее телефон.

— Это ее телефон, — сказал тусклым голосом мужчина. — Но с Еленой Анатольевной вы поговорить не сможете.

— Почему? — удивилась я.

— Потому что она умерла три недели тому назад, — если у вас с ней деловые отношения, можете возобновить их со мной, — сказал мужчина. — Меня зовут Богдан Штирнер, я ее сын…

— Я вам перезвоню, — пробормотала я, совершенно растерявшись от свалившихся на меня новостей.

— Знаете, Любовь Максимовна, — сказала я. — Я понимаю, что вы не могли простить эту женщину… Но она уже наказана. И не вами. Она Богом наказана. Она умерла, так и не увидев больше своей дочери.

И, не прощаясь, я пошла к выходу. Разговаривать ни с кем я не могла, мне нужно было спокойно подумать и разобраться в том, что я только что узнала.

Но подумать спокойно не удалось.

Едва я свернула из переулка на улицу, застроенную девятиэтажками, и собралась переходить дорогу, как стоявшая метрах в десяти машина, на которую я сначала не обратила никакого внимания, медленно тронулась с места и поползла следом за мной, постепенно меня догоняя. Заметив это, я забеспокоилась: слишком уж это было похоже на заезженную в голливудских, да и в российских тоже боевиках и детективах сцену покушения. В данном случае покушения на мою жизнь.