Хищница - Джеймс Кэрол

– Ничего. Ты по-прежнему неправ.

– Значит, тебе не о чем беспокоиться.

Мендоза молчала. Уинтер сложил большой и указательный пальцы правой руки в форме пистолета и приложил ко лбу, изображая неудачника. Еще немного помолчав, Мендоза протянула руку для пожатия:

– Говорю тебе: в Нью-Йорк ты машину не поведешь.

– Тебе остается уповать на свою правоту.

Джеремайя Лоу открыл перед ними дверь еще до того, как они успели к ней подойти. Он жал гостям руки, хлопал по плечу и звал «побыстрее заходить с мороза в дом». На вид ему было около семидесяти, но, по расчетам Уинтера, он был намного моложе. В отличие от Розалии Гриффин, которой возраст очень шел, Лоу справлялся с годами гораздо хуже. Все его лицо было в глубоких морщинах, под уставшими глазами лежали большие темные круги.

Он старался держаться молодцом и прятался за театральными жестами и красивыми словами, но получалось у него не очень хорошо. При ходьбе он немного сутулился, как будто вес этого мира слишком сильно и слишком долго давил на него. Уинтер видел подобное у бывших полицейских, особенно тех, кому приходилось расследовать убийства. Как будто каждый увиденный ими труп шел с ними по жизни нежеланным спутником.

Уинтер научился разделять работу и жизнь на раннем этапе своей карьеры. В большинстве случаев ему удавалось, завершив расследование, оставлять его в прошлом. И лишь изредка бывали исключения, которые он продолжал носить с собой. Чаще всего в них фигурировали дети. Ему и так-то было сложно смириться с тем, что можно намеренно причинять боль живому человеку. А как можно мучить ребенка, совершенно не поддавалось пониманию.

Войдя в дверь, они попали в большую комнату, которая была одновременно кухней, столовой и гостиной. В каждой из зон было по одному характерному для нее предмету: большая рабочая поверхность в центре кухни, стол на десять персон в столовой, полутораметровый телевизор в гостиной. Перемещение с улицы внутрь сказалось и на запахе: только что Уинтер вдыхал запах озера Онтарио, а теперь все заполнил аромат кофе и подогретой пиццы. Лоу предложил кофе, от которого Мендоза отказалась. Уинтер согласился. В такие дни кофеина всегда не хватало.

Они расположились за столом – Лоу во главе, а Мендоза и Уинтер по его правую руку. Повсюду висели и стояли фотографии – на стенах, на полках и вообще на любой поверхности, где только было место. Уинтер разглядел жену, двоих сыновей, двух дочерей и бессчетное количество внуков. Лоу проследил за направлением его взгляда.

– Ну что я могу сказать? Для Норин семья очень важна.

По тону голоса было очевидно, что не только для нее.

– Итак, вы приехали разузнать про убийство семьи Рид в Хартвуде?

– Так точно, – подтвердила Мендоза.

Она резюмировала все, что им удалось выяснить с утра. С учетом опыта работы Лоу Мендозе было достаточно сообщить ему лишь самое основное. Это здорово упрощало дело – можно было обойтись без долгих объяснений и лирики. Когда Мендоза закончила, Лоу покачал головой, и морщины на лице проступили еще глубже.

– Нет, эта женщина никак не могла быть замешана. Работал Нельсон Прайс, и он был один.

– Так нам везде говорят, – сказал Уинтер.

– Но вы не верите, это ясно. Я проработал в шерифском управлении Монро тридцать лет. Расследовал столько убийств, что уже и не упомню. Но это убийство было самым простым из всех. Мне жаль, но вы роете не в том направлении.

Уинтер ничего не сказал, решив добавить в диалог немного аналитической тишины. Лоу выдержал почти десять секунд.

– Был свидетель, видевший, как Нельсон Прайс вошел в дом Ридов, и он же видел, как тот выходил. Риды были живы на момент его прихода, мертвы после его ухода. И все это достаточно однозначно, с моей точки зрения. На орудии убийства, на поверхностях в доме – везде его множественные отпечатки. Убийцей мог быть только Нельсон Прайс. На этот счет двух мнений быть не может.

Уинтер почти физически ощущал, как Мендоза сверлит глазами его затылок, и слышал, как она говорит: «Ну я же тебе говорила».

– Вы наверняка слышали про когнитивное интервью. Если вы не против, я хотел бы провести его с вами.

Лоу с подозрением посмотрел на Мендозу, а затем снова на Уинтера.

– Вы не полицейский?

– Нет, я около десяти лет проработал в отделе поведенческого анализа ФБР.

– Все ясно.

Лоу даже не пытался скрыть враждебность. Полицейские серьезно недолюбливали ФБР, но ровно до тех пор, пока им не нужна была помощь агентов. Старые обиды, как оказалось, не теряли силы вплоть до пенсионного возраста.

– Это недолго. И очень нам поможет.

Лицо Лоу расплылось в чем-то похожем на улыбку. Он выдавил из себя смешок:

– А почему бы и нет? Удивите меня.

Сидя во главе стола, Джеремайя Лоу закрыл глаза и положил руки на стол. Морщины на его лице разгладились, и он помолодел сразу лет на десять. Уинтер почти целую минуту следил за тем, как опускается и поднимается грудная клетка Лоу, и ждал, пока его дыхание не замедлится до сонного. Когда он начал говорить, тон его голоса был мягким и тихим.

– Вы в машине. Вы только что подъехали к дому Ридов. Вы паркуетесь как можно ближе к крыльцу, выключаете двигатель, выходите. Постойте какое-то время на улице, присмотритесь, побудьте в том моменте. Осознайте, что вы видите и слышите.

Лоу медленно и еле заметно кивал. Прежде чем продолжить, Уинтер дождался, пока тот не придет в состояние полного покоя.

– Какое сейчас время суток?

– Примерно полдень. Не помню точное время, но помню, что мне пришлось обедать на ходу.

– Какая погода?

– Дождь, даже, скорее, снег с дождем. В новостях прогнозировали метель, но она еще не началась тогда. Позже, ночью, случился самый сильный снегопад на моей памяти. И он создал много препятствий тогда, – вспоминал Лоу, качая головой. – И это я еще преуменьшаю. Нам очень повезло, что расследование шло так гладко. Небывалая удача.

– Итак, вы идете к входу как можно скорее, потому что на улице холодно. Ледяной дождь щиплет лицо?

Лоу кивнул.

– Что вы видите?

– Огораживающую место преступления желтую ленту. И людей. Очень много людей – соседи, полицейские, журналисты. Рождественский венок на двери с красными ягодами. Это же начало января, и украшения еще висят.

Его голос звучал столь же расслабленно, как и голос Уинтера, что было хорошим знаком. И он перестал говорить в прошедшем времени и переключился на настоящее, что тоже было хорошо. Лоу погрузился в воспоминания, заново их переживая. Уинтер удивился, как хорошо Лоу помнил произошедшее. Все-таки шесть лет – это срок. И вместе с тем это было неудивительно. Часто трудно вспомнить, что ел на ужин на днях, но отлично помнишь все детали преступления, случившегося десять лет назад.