Хищница - Джеймс Кэрол

– Есть ли на двери следы взлома?

– Нет, – покачал головой Лоу.

– Хорошо, входим внутрь. Идите по коридору в гостиную. Что вы видите? Что слышите? Какой запах ощущаете?

– Тело Лестера лежит рядом с обеденным столом. Мелани – у камина. Запах – как в комнате для казни. На месте убийства.

– Что-нибудь бросается в глаза?

Уинтер очень старался говорить мягко, чтобы не выдернуть Лоу из воспоминаний. Это давалось тяжело. Они были так близко к чему-то очень важному, и был большой соблазн ускориться.

– Стол накрыт очень празднично – бокалы для вина, свечи. Скатерть. Накрыт на четверых, по одному человеку с каждой стороны.

– Расскажите о свечах. Они зажжены?

– Нет, они потушены, – покачал головой Лоу.

– Какого они цвета?

Брови дрогнули и вернулись в расслабленное положение.

– Красные. По крайней мере, так мне кажется. Точно не помню, слишком давно это было.

Уинтер почувствовал, что Лоу удаляется из момента.

– Хорошо, сделайте несколько глубоких вдохов и представьте, что свечи горят. Пламя сверкает и танцует.

Он снова сфокусировался на грудной клетке Лоу и подождал, пока дыхание не успокоится. Мендоза подалась вперед, облокотившись на стол и подперев голову ладонями. Уинтер старался не обращать на нее внимания.

– Подойдите к Лестеру и скажите, что видите.

– Он лежит на животе, руки в таком положении, будто он пытался ползти. Он потерял очень много крови. Вокруг него – целая лужа, и струйка крови утекла на противоположную сторону стола. Кровь размазана в том месте, где он полз через эту лужу.

– Теперь расскажите о Мелани.

– Она лежит, свернувшись калачиком, руки на животе. Не знаю, сколько ударов ножом было, но очень много.

Согласно отчету Розалии, ударов было сорок семь. Это даже больше, чем очень много. У бедной девушки не было никаких шансов выжить.

– В чем она?

– К сожалению, не помню, – покачав головой, сказал он.

– Ничего. Пока ничего не говорите. Посмотрите на камин. В нем горит огонь или погас?

– Погас.

– Тогда представьте, что огонь горит. Кивните, когда представите.

До того как Лоу кивнул, Уинтер успел медленно досчитать до четырех.

– Хорошо. Теперь сфокусируйтесь на огне. Посмотрите, как играют языки пламени, какого они цвета, как трещит и взрывается дерево. Почувствуйте тепло и ощутите запах дыма.

Уинтер помедлил, чтобы Лоу смог погрузиться в нужное состояние.

– Теперь посмотрите на Мелани и скажите, во что она одета.

– Спортивные штаны и свободная футболка.

– А Лестер?

– Джинсы. Сверху на нем футболка либо рубашка.

– Спасибо. Можете открыть глаза.

Лоу открыл глаза, морщась от яркого света. Затем он потер их руками несколько раз и потянулся к своей чашке кофе.

– Как, по вашему мнению, все случилось? – спросила Мендоза.

Лоу задумался. Его взгляд был направлен вдаль, на свадебную фотографию, стоявшую у камина. На ней Лоу и его жена были примерно в том же возрасте, что и Риды, когда их убили.

– Хотите знать, что я думаю? Я думаю, что Нельсон Прайс постучал к ним в дверь, и Лестер впустил его, впустил в свою жизнь ураган горя и боли. А еще я думаю, и у меня нет в этом сомнений, что Нельсон Прайс все сделал один. Я знаю, что вы хотели бы услышать от меня не это, но как есть, так есть.

Когда они в третий раз миновали въезд в Хартвуд и проехали по живописному мосту, было уже почти пять вечера. Уинтер вытащил из кармана листок бумаги с инструкциями Грэнвилла Кларка, как добраться до дома Прайсов. Через несколько минут они уже тряслись по узкой и грязной колее, окруженной с обеих сторон густыми лесами. Ехать было практически невозможно, и Мендозе пришлось снизить скорость до пятнадцати километров в час.

– А почему тебе было так интересно, во что были одеты Риды? – спросила она.

– Просто расставляю точки над i. Я был уверен на девяносто девять процентов, что они ничего не праздновали, но ответы Лоу превратили мои достаточно уверенные предположения в окончательное «нет». Если уж ты накрыл стол для особого случая, то в трениках за него ты не сядешь.

– Что в очередной раз подтверждает, что Нельсон Прайс накрыл стол после того, как совершил убийство.

– Да, только не сходится.

– Что не сходится?

– Ты видела протокол вскрытия и слышала, что сказал Джеремайя Лоу. Нельсон был в состоянии аффекта на момент убийства Мелани. Он не смог бы сделать то, что сделал с Мелани, а потом преспокойно накрыть праздничный стол.

– Понимаю, к чему ты клонишь, Уинтер, но ведь твои соображения не доказывают причастность таинственной незнакомки. Даже на косвенные доказательства не тянут.

Уинтер очертил рукой круг по воздуху.

– Оглянись, Мендоза. Мы не в зале суда. Мне никому ничего не нужно доказывать. Я пытаюсь восстановить картину произошедшего.

– В Нью-Йорк за рулем поеду я.

– Я уже сейчас представляю, как я жму на газ и мы глотаем километры на дикой скорости, – засмеялся Уинтер. – Спор есть спор. Тебе придется платить.

– Только если будут достоверные доказательства. А за такие я приму только те, которые сыграют в суде.

Через полминуты лес закончился, и они выехали на открытую местность. Мендоза остановилась, поставила машину на ручник и заглушила двигатель. Чуть поодаль стоял полуразрушенный двухэтажный фермерский дом. Когда-то давно он был белым, но с годами белизна превратилась в целый спектр грязно-блеклых желтых, серых, черных и коричневых оттенков. Где-то краска облупилась полностью и проступало голое дерево. Окна были еще грязнее, чем в кафе в центре города. Света нигде не было, и дом производил впечатление заброшенного.

Слева стоял не менее заброшенный сарай. Он словно вырастал из земли – мрачный и темный. Другого сарая видно не было, поэтому Уинтер решил, что именно здесь повесились Нельсон Прайс и его мать.

Он вышел из «БМВ» и посмотрел в темнеющее небо. Звезд еще не было, но скоро они появятся. Небо было чистым. На таком расстоянии от больших городов оно – идеальный холст для живописного рисунка.

Он подошел к машине со стороны водителя. Мендоза, не отрывая глаз, смотрела на дом. С момента их приезда никаких признаков жизни заметно не было. Учитывая, как далеко находился дом от дорог, Амелия – если она дома – скорее всего, вышла бы посмотреть, кто подъехал. По крайней мере, где-то зажегся бы свет.

Но не было ни света, ни звука, ни Амелии.