Зачем тебе любовь? - Наталья Потемина

Ладно бы бизнесмен какой, олигарх или, на худой конец, писатель, желательно культовый. Так ведь нет! Обыкновенный поэт, очень может быть, что плохой, возможно даже законченный графоман, причем без определенного места жительства и, как ни крути, без определенных занятий. То есть БОМЖ и БОЗ в одном лице.

Что такое БОМЖ – понятно, а что такое БОЗ? Почему эта аббревиатура никогда и никем не используется? Что это за слово, которое так ранит ухо? Ведь это так просто и складно получается: Без Определенных Занятий, значит – БОЗ.

Но в переводе со старословянского БОЗ – это Бог!

Какое странное совпадение, неправильное, богохульное. Но в каждом совпадении есть доля Знака. А что такое Знак? Знамение, предостережение, предвосхищение, ожидание, радость, догадка, боязнь...

Боязнь греха или расплаты за него?

Но как можно бояться греха? Грех сладок, как та ягода, что ели вместе. Расплата, горька ягода, достанется тебе одной.

Выбирай, старуха, что делать. Налево пойдешь – одиночество найдешь, направо пойдешь – обретешь БОЗа.

Но разве можно сотворить себе кумира из обыкновенного тунеядца? Разве тунеядец может быть Богом?

Но ведь и Бог неизвестно где живет и непонятно чем занимается. То есть и Бог – БОМЖ и БОЗ в одном лице, а все земные БОЗы и БОМЖата – его дети?

Не потому ли на Руси, как нигде в другом месте, не принято равнодушно проходить мимо сирых, убогих и бедных? Бедность у нас не порок, бедность у нас – испытание. И каждый знает, что от сумы и тюрьмы зарекаться смешно и недальновидно. Это может случиться с каждым. Поэтому заранее надо позаботиться о своем возможном будущем. Сначала ты кому-нибудь поможешь, а потом тебе кто-нибудь.

Не проходите мимо, дамы и господа, не отводите глаз, большой папа Бог учит нас милосердию.

А что такое милосердие, если не любовь? А что такое любовь, если не Бог? Значит, оказывая милосердие, мы любим Бога?

Это что же, я сейчас здесь из жалости нахожусь? Но ведь «жалею» и «люблю» – слова-синонимы.

Уже «люблю»?

Как страшно, мама.

Не было у бедного Малыша собаки, а тут целый Карлсон. Залетел, паршивец, именно в это окно, когда вокруг столько других и все до одного нараспашку. Совпадение или Знак? Что такое Знак в этом контексте? Не подтверждение ли правильности выбора?

Сколько угодно можно рассуждать, сомневаться, надеяться, верить, мечтать – все равно верховный главнокомандующий будет смотреть на нас с неба и хитро улыбаться. Не стройте планов, господа, если не хотите быть осмеянными.

Но разве меня могут остановить логические рассуждения? Даже мои, собственные. Ведь я неисправима! Мне надо чувствовать, дышать и видеть! Гореть, бояться, ненавидеть! В себе самой зажечь любовь и ждать, поскуливая тонко, и принимать сквозь боль и кровь свою случайную любовь как Богом данного ребенка.

А листья за окном уже мели...

Они гудели мерно, как шмели...

Как будто ты заранее все знал...

Ленка проснулась от непонятного шороха.

Еще не понимая в чем дело, она открыла глаза и увидела, как по белому снегу простыни на нее надвигается страшная ползучая тарелка.

Ленка вскрикнула от неожиданности и села.

Ползучая тарелка резко накренилась, и на Ленку покатился покрытый пушком, как голова младенца, персик.

Тут же из-под кровати появился Малыш:

– Извини, я облазил на коленях весь ботанический сад, но все напрасно.

– Что напрасно? – не поняла спросонья Ленка.

Малыш поднялся на ноги и, скорчив подобающую мину, изрек:

– Примите мои соболезнования – сезон столь любимых вами семицветиков почил в Бозе.

– Есть будешь? – спросил Эдик, осторожно опускаясь на траву.

В одной руке у него была глубокая тарелка, доверху наполненная дымящимся шашлыком, в другой – бутылка водки и пластиковые стаканчики.

– Давай. – Ленка села и, как кошка, лениво выгибая спину, потянулась.

– Не простудишься? – Эдик зябко повел плечами и стал расправлять на траве бумажные салфетки.

– Вот за одно и полечимся, – рассмеялась она.

– Не умеют у вас настоящий шашлык делать, – сказал Эдик, подвигая к ней тарелку.

Опять шашлык, подумала Ленка, опять мясо и кровь. Мясо, кровь, пот и слезы убиенных младенцев. Каких младенцев? Младенцев овцы. Бедных, несчастных и кудрявотелых младенцев овцы. И барана. Тогда при чем здесь пот? В поте лица баран с овцой делали этот несчастный шашлык, чтоб потом скормить его не более счастливым людям.

Клиника.

И все же: как наслажденье на страдание похоже... И капли пота на твоей горячей коже не остывали... Ты еще живой?

– Не буду я это есть. – Ленка отвернулась.

– А что ты будешь? – спокойно спросил Эдик.

– Ничего не буду.

– Хочешь, я тебе фруктов принесу?

– Каких?

– Любых.

Ленка посмотрела на него с недоверием и тут же согласилась:

– Неси.

Эдик встал, отряхнул с джинсов мелкие березовые листочки и пошел в сторону лагеря.

А листья за окном уже мели, они гудели мерно, как шмели... и свет из глаз твоих сгущался, горячел, спускался ниже, ниже, ниже... и становилось ближе случайное знакомство тел... Как будто ты заранее все знал...

Хоть бы он не возвращался, пожелала Ленка, снова распластываясь на траве. По небу бежали резвые, как дети, облака. Их белые круглые панамки играли друг с другом в догонялки, и Ленка загадала, что если это мелкое, с розовой подпалиной на боку догонит то корявое, с дыркой посередине, тогда Эдик не вернется. А если не догонит, что по законам аэродинамики было гораздо больше похоже на правду, то Эдик снова нарушит ее уединение.

Ленка сама удивилась тому, что дала Эдику почти беспроигрышный шанс на победу, и уже не могла оторвать взгляда от беспорядочной беготни облаков. Мелкое, с розовой круглой щекой быстро приближалось к дырявому, которое в движении все больше истончалось изнутри, прозрачнело и прямо на глазах становилось бледным и неясным, словно привидение. Яркий чахоточный румянец постепенно сошел с лица мелкого облака, и вот уже пасть его разверзлась и начала жадно всасывать в себя несчастного, не успевшего растаять призрака.

И руки, не утратив мастерства, меня ломали, мяли точно глину... и мне казалось, что сейчас я сгину со света белого... меня спасла случайная бессвязность слов, понятных лишь наполовину... Любовь... Как наслажденье на страдание похоже...

– Опять ты что-то бормочешь, – сказал Эдик, протягивая ей большое, с румяным боком яблоко.