Восьмой день - Джон Кейз

Вскоре вернулся Инцаги с толстым конвертом.

— Извините, что так долго, но я решил подготовить также справку, что вы уполномочены получить для меня компьютер. Не уверен, что она необходима, но… — Инцаги засмеялся, — мы с вами в Италии, а здесь чем больше бумаг, тем лучше.

— Спасибо.

— Вы сообщите мне, когда что-нибудь выясните?

— Разумеется.

Все идет замечательно, подумал Дэнни. Самая неприятная и трудная часть работы, которую он так боялся, — лгать священнику, выдавать себя за копа, — уже позади. И все прошло совсем неплохо. Инцаги оказался добрым. Вот, даже подготовил какую-то справку.

— И сколько пробудет у вас компьютер? — спросил священник.

Дэнни задумался. Белцер не должен продержать его очень долго. Правда, файлы могут оказаться зашифрованными, и тогда потребуется время… но их же можно скопировать.

— Не очень долго, — пообещал Дэнни. — Если нам повезет и мы обнаружим какие-нибудь свидетельства… — он дал возможность фразе повиснуть в воздухе, — ну, тогда потребуется какое-то время.

Инцаги кивнул:

— Я понял. Все в порядке. У вас есть номер моего телефона, у меня — вашего.

— Верно.

— Но думаю, сегодня затевать вам это не следует.

— Что именно? — спросил Дэнни.

— Ехать в аэропорт получать компьютер, — ответил Инцаги. — Сейчас три, — он постучал пальцем по циферблату часов на запястье, — и с нашими пробками… вы не успеете.

— Таможня работает до пяти. Я узнавал.

— Да. Однако это означает, что служащие уйдут оттуда в четыре.

Он улыбнулся и повел Дэнни к эскалатору. Там они тепло распрощались, очень тепло. Священник долго жал ему руку и приветливо заглядывал в глаза. Его искренность и доброта были обескураживающими. У Дэнни даже немного испортилось настроение. По пути в отель его не покидала мысль, что сегодня он совершил какую-то подлость.

Но день еще не закончился. В небе сияло солнце, а его со всех сторон обступал Рим. Самый настоящий. Дэнни поднялся к себе в номер, принял душ. Достал из дипломата «Лучезарную гробницу» Терио, которую прислали незадолго до отъезда. Он ее даже ни разу не открыл. Книжка тонкая, с фотографией Терио на тыльной стороне обложки, той же самой, какую поместила «Вашингтон пост». Сунув книгу под мышку, Дэнни спустился в холл и вышел на улицу. Остановил такси.

— "Вилла Боргезе", — сказал он водителю и добавил: — Per favore[33].

Поездка была недолгой. Парк, как предполагал Дэнни, оказался прекрасным местом для чтения в летний день. Дивные зеленые лужайки и цветники, затененные огромными платанами скамейки. По дорожкам прогуливались влюбленные, в песочницах играли дети. Продавцы мороженого возили свои тележки. Дэнни купил стаканчик фисташкового, сел и начал читать.

Первая половина книги была посвящена зарождению движения анахоретов. Терио указывал, что на Запад монашество принес святой Антоний Египетский[34]и его последователи. У религиозных странников очень скоро появилось множество последователей. И чем более глубоким было их отшельничество, чем дальше они удалялись в пустыню, тем более многочисленными (такова ирония) оказывались их адепты. В раннем Средневековье европейское монашество сыграло весьма положительную роль, поскольку именно в монастырях удалось сохранить написанное слово, что спасло западную цивилизацию от полного невежества.

Это все интересно, но не по существу. «Вынужденных анахоретов» Дэнни нашел в главе ближе к концу книги. Терио подробно анализировал народную балладу «Замурованная жена», возраст которой перевалил за тысячу лет. Эта песня была хорошо известна всюду, от Бомбея до Бухареста. Существует более семисот ее версий на различных языках и диалектах.

В сербском варианте женщину замуровывают в крепостную стену. В Турции это караван-сарай. В Персии мост. И всегда это делалось, чтобы поймать удачу, а в случае с мостами — ради умиротворения речных духов, чтобы они не гневались на то, что люди устроили здесь переправу.

Самой трогательной Дэнни показалась трансильванская баллада, в ней рассказывалось о каменщиках, которые работали вдали от дома на постройке монастыря. Работа почему-то не ладилась. Поговаривали, будто это происки речных духов, которые не дадут им возможности вернуться домой. Однажды старший каменщик во сне услышал голос, тот сказал, что речных духов можно умиротворить, только принеся в жертву женщину. Причем именно первую женщину, которая придет к ним. Ее нужно замуровать в основание моста. Утром старший каменщик пересказал свой сон товарищам, и они сообща решили, что, мол, так тому и быть: первая женщина, которая придет к ним, должна быть погребена заживо. Проходит час, и они увидели вдалеке на дороге женщину, направлявшуюся в их сторону. Когда она подошла ближе, старшего каменщика охватил ужас. Это была его молодая жена. Несла ему еду, вино и цветы. Он молил Бога, чтобы она повернула обратно, но этого не случилось. Ее замуровали в стену, а старший каменщик умер от горя.

Терио пишет, что интерпретаций значения этой песни существует столько же, сколько и вариантов текста. Некоторые ученые-постмодернисты считают песню метафорой замужней жизни (когда женщину фигурально замуровывают в браке, чтобы сохранить ее добродетель). Другие комментаторы идут дальше. Они полагают, например, что в песне символически показано, как мусульманские завоеватели замуровали сербов.

Терио настаивает, что песню следует понимать буквально. По его мнению, в балладе «Замурованная жена» описан варварский обычай, когда женщин и детей заживо замуровывали в стены, чтобы обеспечить успех строительству какого-нибудь важного сооружения. Терио ссылается на конкретные исторические факты. Например, на то, как в стену немецкого замка Нидер-Мандершайд замуровали девственницу, или на знаменитый бременский мост.

Когда его в девятнадцатом веке сносили, то в основании нашли скелет ребенка. Подобные свидетельства были обнаружены также в процессе реконструкции английских церквей и французских соборов. Некоторые ученые уверены, что детский стишок «Лондонский мост» также имеет отношение к этому жуткому обычаю.

Дэнни сразу вспомнил его.

Лондонский мост проваливается.

Он проваливается, проваливается.

Лондонский мост проваливается.

А у меня есть подруга-красавица.

Возьму-ка я ключ и запру ее,

Запру ее, запру ее,

Мою красавицу…

Он никогда не усматривал здесь никакого смысла. Просто набор слов. Какой ключ? Куда ее собираются запереть? Теперь вдруг все стало ясно. Красавицу нужно запереть, чтобы удержать мост, сделать так, чтобы он не проваливался. Боже… У Дэнни по коже пошли мурашки.