Другая улица - Александр Бушков

Артиллеристы, я уже мог рассмотреть: канты, околыши, эмблемы на погонах… Майор и капитан, самого обычного вида, лица как лица. Выбритые чисто, и, хотя до них далеко, как-то сразу возникает впечатление, что они еще и наодеколонились только что. Ну вот такое впечатление при общем внешнем виде. Потом уже, лет через двадцать после войны, мне в кино вспомнилась эта история, и пришло в голову такое сравнение: словно бы идет черно-белый фильм, но эти двое – из цветного. Вот слов не хватает описать, до чего они были чистенькие и аккуратные!

Но таких в те дни и в тех местах попросту не могло быть. Я же говорю, генерал изгваздался в грязи, как Дуремар в болоте. Мы, предположим, тоже были чистые, но иначе. Все там, и те, кто в грязи не извалялся, как-никак были в форме черт знает какого срока носки: повытерлась, полиняла, крепко ношеная, одним словом. А эти двое во всем новехоньком и словно бы отутюженном. Будто буквально за поворотом переоделись во все новое и успели в нем пройти всего-то что эти полсотни метров. Или их там, за поворотом, выбросили с парашютами – но самолетов в воздухе оказаться никак не могло, в крайнем случае мы бы слышали…

Я стою. Они идут. И я, сообразив кое-что, уже в нешуточном удивлении: ну неоткуда, неоткуда просто в такой грязище взяться этаким чистехоньким. Зачем? Кто бы трезвый, в здравом уме, здесь так вырядился? Будто на доклад Верховному… Но этим-то куда щеголять?

Поравнялись они со мной – и оба, спокойно глядя, отдали честь. Ничего не спросив, не подойдя, пошли дальше. Я, конечно, машинально откозырял, а чуть погодя, когда они отошли метров на двадцать, в голову стукнуло: «Первыми честь отдали. А ведь не новички, судя по нарядам и выправке, явно из кадровых и воевать начали не вчера. С каких это щей, когда это майор и капитан первыми отдавали честь старшему лейтенанту? Один-единственный раз случилось, чтобы мне первым козырнул подполковник, но он, между нами говоря, шагал по кривой пьяный в зюзю и козырял всем встречным-поперечным, даже рядовым. Эти вполне трезвые на вид и уж, безусловно, не больные психически. С чего же тогда вдруг первыми козыряют?»

Идут они, не оборачиваясь, я смотрю вслед, и в голове один сумбур вместо музыки. И вертится одна мысль: как-то это все неправильно, какие-то они неправильные, не должно здесь таких быть. И ведь я не сплю, и они мне не чудятся, не привидения какие-нибудь: слышно, как сапоги ступают по траве, вон следы остались, трава мятая там, где майор чуток споткнулся и, держа равновесие, покрепче сапогами в землю уперся…

Прошагали они как ни в чем не бывало – и скрылись за поворотом.

Что я сделал? А ничего. Вот скажите вы мне, что тут сделать, и зачем, и надо ли вообще? Документы проверить? Так я не комендантский патруль, не имею такого права. Догнать и спросить: а почему вы, товарищи офицеры, такие чистенькие посреди здешней грязюки? Вам не кажется, что я идиотом бы выглядел? То-то и оно.

В общем, они скрылись из виду, а я вернулся к своим и никому ничего не стал рассказывать – еще не хватало…

Дальше? Дальше не было ничего интересного. Нас и точно послали в разведку, мы обнаружили немецкий арьергард километрах в семи от наших, тихонечко убрались, ничем себя не выказав. Потом, как и думалось, выдвинулся полк и хорошо потрепал застрявшую в грязи немчуру – с пленными, с трофеями, с минимальными потерями: мы же не в конном строю и атаковали с клинками наголо, а, как положено по уставу, спешенными, с ручными пулеметами и ротными минометами… Совершенно ничего интересного, бой как бой. Особенного только то, что нам выпало атаковать в выгоднейших для нас условиях: они на дороге, в грязи, а мы косим с откосов, из леса…

Офицеров этих я потом никогда больше не видел. Но перед глазами до сих пор стоят оба. Немецкие агенты? Категорически исключено. Во-первых, у немцев в разведке сидели не идиоты, ни за что не послали бы таких чистеньких, уж будьте уверены, немецкий агент был бы измазан в грязи по самые уши и одет не лучше, чем все мы там. Во-вторых, что гораздо важнее, даже если бы у немцев отказало соображение и они все же послали чистеньких, те бы очень быстро извозились по уши. Пока пробирались бы от немцев к нам. А с парашютами за тот поворот их выкинуть никак не могли, снова повторяю, авиация не летала. И вообще, это опять-таки идиотизм – бросать парашютистов не в тылы, а возле дороги, по которой движутся войска, средь бела дня…

Вот-вот-вот, и я о том же! Фантастику почитываю. Они из будущего, ага, оба-двое. Нарядили их соответственно, не все детали уже помнили, то-то они мне первые и козырнули… Что-то похожее мне попадалось в одном рассказике, давно, не помню уже у кого…

Придумать можно все, что угодно. Одна беда: обосновать любые придумки ни вы, ни я не в состоянии. Какие тут могут быть доказательства? Показались они, два вот таких, неправильных и неуместных, прошли мимо… И это все, что было. Если не считать следов от сапогов на траве, там, где майор споткнулся и малость землю взрыл. Так это же никакое не доказательство, сами понимаете, смех один…

А перед глазами до сих пор стоят оба.

Дело было весной сорок четвертого, перед самой Крымской oпeрацией, то есть освобождением Крыма. Разведгруппы разбрасывали в массовом порядке, в том числе и нашу. Задачу поставили более-менее легкую, без взятия «языка», что для разведки всегда главная головная боль. Нужно было выяснить дислокацию двух объектов и уходить, ждать в условленном месте торпедного катера. Это все же полегче, чем исхитряться насчет «языка», да еще потом ухитриться доставить его, паскуду, целехоньким или по крайней мере таким, чтобы говорить мог…

На первом объекте мы и нарвались на немецкий «секрет». Практически высмотрели все, что нужно, но стали отходить уже другим маршрутом, не по «трассе подхода», тут и напоролись. Темнота, ночь звездная, но безлунная, с каждым может случиться…

Мы туда, едва началась пальба, махнули двумя гранатами, и очень удачно, накрыли сразу, огневая точка моментально заткнулась – но до того они успели дать из пулемета пару длинных. И такое уж оказалось мое невезение, что мне одному из четверых прилетело. Хотя если прикинуть… Вполне может статься, что это как раз везение – угодило в левую ногу, меж подколенкой и задницей, одна-единственная пуля, а ведь могло быть и несколько шальных, и в лоб…

Мы не стали уходить сразу, минут пятнадцать сидели на склоне, в лесу, ждали, не пустят ли немцы погоню, чтобы знать, как уходить – не прежним маршрутом, намеченным для отхода, а попетлять другими дорожками – нужно было еще посмотреть второй объект, да к тому же мы были накрепко привязаны к той бухточке, где нас высадили и должны были забрать: не нашлось достаточно близких запасных точек, береговая линия крайне неподходящая.

Палили они из расположения здорово, но погоню пускать не стали – ну, понятно, темная ночь, тут и с собаками, и с полицаями из местных не разгуляешься. Ночная облава – дело ненадежное и чреватое…

За это время успели и мою рану осмотреть, и перевязать. Все же это, пожалуй, везение было: кость оказалась незадетой, пуля, правда, не прошла навылет, засела в мясе, но артерии тоже не зацепило, так что кровью не изойдешь и жгут накладывать не нужно. Со жгутом было бы очень невесело: снять его нельзя, пока не попадешь в госпиталь, а госпиталь мне светил чуть ли не через сутки: катер должен был прийти следующей ночью, да еще пока он доберется, пока довезут до госпиталя… К бабке не ходи, кончилось бы ампутацией. Такой вот веселенький выбор в подобных случаях: или дубовый бушлат от обильного кровотечения, или ампутация, про которую знаешь заранее… Так что все же везение. Когда могло быть в сто раз хуже – это всегда везение.